— Еще бы, — ответил Джолсон. — Вы журналист. В системе Земли работаете в Новостях Девяти Планет, а здесь — в Барнумском Телекоме. А чем сейчас заняты?
— Это больше, чем «Джейнвей и восставшие Барафунды». Больше, чем «Джейнвей комментирует фиаско в Таррагонской гавани». «Джейнвей берет интервью у Пурвьянса». Ничего о нем не слышал, так ведь? Эти две недели пришлось пробивать несколько месяцев. Скоро он станет фигурой.
Джейнвей отхлебнул эля.
— Играть умеешь, мальчик?
— Смотря во что.
— Как, молодежь здесь все еще играет в зениц?
— Еще бы. Это что, вызов? — усмехнулся Джолсон.
Джейнвей встал.
— Будем играть в зениц могильными открытками вон там, у той перегородки.
Идя в другой конец зала рядом с репортером, Джолсон спросил:
— А когда у вас назначено интервью с Пурвьянсом, сэр?
— Начну завтра утром. С собой ничего не возьму, будут только Джейнвей и его блестящий ум. Из этой дыры мы тронемся после обеда.
Джолсон споткнулся, ухватился за Джейнвея и, удлинив пальцы, вытащил у него из туники пакет с документами.
— Простите, я поскользнулся.
— Если хочешь выиграть у меня в зениц, будь попроворней.
Поиграв с полчаса, Джолсон допустил новую неловкость. Набор препаратов правды выскользнул у него из-за пазухи и отлетел к Джейнвею.
— Ох уж эта молодежь с ее наркотиками, — улыбнулся репортер, поднял металлическую коробку и передал ее обратно.
В итоге Джолсон выиграл у Джейнвея шестьдесят три доллара. Затем попрощался, осторожно выбрался во двор и угнал грузовик цветочника. Он имел документы Джейнвея и отпечатки пальцев его правой руки. Когда же выехал на дорогу, ведущую к острову, он вплоть до кончиков пальцев был Флойдом Джейнвеем...
Посреди голубой глади озера лежал испещренный белыми точками кружащихся птиц светло-зеленый остров. Папоротники, пальмы, перекрученные лианы, пятна цветов — ранним утром все просматривалось четко и ясно. На вершине отлогого холма стояло украшенное орнаментами и завитками мраморных листьев нежно-желтое здание с колоннами.
На пристани сидел маленький бородатый человечек в плотном коричневом плаще и, обернувшись, наблюдал, как Джолсон поднимается по вьющейся, выложенной плитками дорожке,
— Хочешь, чтобы я перевез этот гроб с музыкой? — спросил он.
— Я приехал чуть раньше намеченного времени, Меня зовут Флойд Джейнвей, — сказал Джолсон.
Бородач выбрал из кучки камней, лежавшей рядом, плоский голыш и запустил его. Камень запрыгал по воде,
— У нас здесь ничего, кроме холодильника для замороженных, нет, мистер.
— Я журналист Флойд Джейнвей, — сказал Джолсон. — Передай Пурвьянсу, что я здесь.
Мужчина встал, рассыпая грубыми сапогами плоские камушки.
— Стойте, где стоите, мистер. Медленно достаньте документы и бросьте их мне. Прямо на ваш зад сейчас нацелено три лазера, а еще два готовы подрумянить вам щеки,
Джолсон кинул ему пакет с документами,
— Что это у вас на руке, татуировка?
Бородач промолчал и подошел к Джолсону ближе.
— Поднимите большой палец правой руки, мистер.
Он перевел взгляд с документов на большой палец Джолсона. Хлопая крыльями, на левое плечо мужчины опустился голубь. Татуированной рукой бородач раскрыл птице грудь, и оттуда выскочил маленький микрофончик.
— Он тот, за кого себя выдает. Высылайте катер.
Джолсон ждал недолго. С дома с колоннами поднялся алый катер, подлетел к пристани и завис над ним...
Кресло-качалка было усеяно орлами. Черные, с распростертыми крыльями, переплетаясь в сложном резном узоре, они покрывали всю его поверхность. В кресле, медленно покачиваясь, сидел человек с плотно сжатым ртом, На нем были матерчатые штаны, свитер и широкополая шляпа с пером. Квадратными гладкими пальцами он держал трубку с желтым чубуком. Это был крупный, с широким лицом мужчина, который, даже расслабившись, держался прямо.
— Я, конечно, не хочу вас обидеть, — сказал он, — но мне кажется, что вы родились не на Земле. Я прав?
Джолсон сел поудобнее в мягком кресле напротив Максвелла Пурвьянса. (Джейнвей родился на Барнуме.)
— Да, — подтвердил он.
Небольшая комната была буквально закутана в материю, на полу лежали цветастые ковры, стены занавешивали тяжелые гардины. Прямо за головой у Пурвьянса висел вышитый символ «Земля превыше всего».
— Я определяю это безошибочно, — ноздри его расширились. — Такие вещи прямо чую.