Так уж сложилось в Дальневосточном пароходстве, что путь судов, входящих в состав очередных советских антарктических экспедиций, обычно каждый год лежал через Арктику: надо было, не теряя времени, сначала по пути завезти грузы для жителей Крайнего Севера, а потом уже идти дальше, через весь Северный морской путь в Архангельск. Именно там загрузиться горючим для работы авиации на ледовом континенте и следовать, обогнув Скандинавский полуостров, на Балтику, в Ленинград, чтобы взять на борт ученых Арктического и Антарктического научно-исследовательского института. В 1982 году началась 28-я Советская антарктическая экспедиция, и в ее работе должен был участвовать уже хорошо зарекомендовавший себя в арктических льдах «Капитан Мышевский». Это он в 1978 году шел под проводкой атомного ледокола «Сибирь», выполнявшего высокоширотный экспериментальный рейс...
До кромки льда оставалось около мили, когда капитан перевел рукоятку машинного телеграфа на «стоп», а потом подошел к переборке, снял трубку прямой связи «машина — рубка».
— Останавливайте двигатели,— передал он вахтенному механику.— Да, да, будем стоять...
Капитан еще не успел вернуть трубку на место, как, широко улыбаясь, шумно пришли на вахту третий штурман Путилин и за ним второй на судне курсант-практикант Костя. Дверь от порыва ветра за ними резко захлопнулась. Все на секунду отвернулись и по выражению лиц вошедших поняли, что те, идя на вахту, не заметили обстановку вокруг. Штурман, поймав на себе взгляд капитана, застыл на месте, покраснел. Капитан же, выждав секунду-другую, сердито, с лязгом вставил в металлическое гнездо массивную телефонную трубку и, оглядев всех присутствующих, остановил взгляд на старшем помощнике:
— Подождем сутки, дадим радиограмму в Штаб морских операций.— Голос его звучал подчеркнуто спокойно. — Если дадут «добро», будем пробиваться сами.
Капитан, похоже, был недоволен тем, что позволил себе раздражаться на людях. Он, как человек уравновешенный, обычно никогда не показывал своего настроения, всегда выходил на палубу чисто выбритый и бодрый, в надраенных до блеска мокасинах. Казалось, именно во внешней подтянутости скрывалась сдерживающая его пружина... Разве что иногда волнение его, и то на мостике, выдавала быстрая реакция, которая мгновенно отражалась в больших светлых глазах. По моим наблюдениям, он вел себя так, чтобы его присутствие не давило на людей. И еще у меня сложилось впечатление, будто Геннадия Семеновича тревожило то обстоятельство, что экипаж «Капитана Мышевского» был для него новым и сами люди две недели тому назад друг друга не знали. А некоторые из ребят лед видели, как говорил он сам только в коктейле.
Геннадия Семеновича Сергиенко можно было бы считать молодым капитаном, если бы не разница в возрасте между ним и его помощниками, особенно третьим и четвертым штурманами. Если капитану было сорок один, то им вместе столько же. Они поначалу показались мне совсем юнцами. Когда я первый раз на вахте увидел третьего помощника Путилина и с ним одного из курсантов Дальневосточного высшего инженерного морского училища Костю Сердюка, не сразу разобрался, кто есть кто... Курсант называл штурмана Толиком. А если случалось в присутствии старпома или капитана ему обращаться к вахтенному штурману как к старшему — по имени и отчеству,— Путилин чувствовал себя скованно, на его лице появлялась растерянность. Конечно же, в Анатолии, недавнем выпускнике высшей мореходки, все еще бродило курсантское настроение: он с выпускного бала сразу попал на корабль, идущий через три океана в Антарктиду... Четвертый штурман, Павел Барсуков, тоже быстро установил личный контакт с курсантами, в частности с Павлом Голещихиным, любителем сыграть в шахматы. И они выходили на вахту вместе. Но их общение на равных сдерживало присутствие старпома.
Постепенно, с каждой пройденной милей, капитан молча и незаметно оглядывал своих людей, с которыми ему предстояло находиться в рейсе целый год. Но, по-моему, он считал, что главное знакомство с людьми ему предстоит во льдах...
Я шел на «Капитане Мышевском» только до Певека, шел по этому пути не первый раз и, естественно, собираясь на судно, надеялся встретить здесь знакомых моряков, которых у меня за эти годы оказалось немало...
Как-то в начале плавания, во время обеда, мы с первым помощником капитана Феликсом Николаевичем Ильиным оказались за столом в кают-компании одни.