«Миры» эти — а Торанипата самый крупный из камышовых островов,— увы, оказались столь же ненадежными, как почва, как сам образ жизни, сотворенный на островах из тоторы.
Кто такие были уру, на каком языке они разговаривали, откуда пришли?
На языке аймара слово «уру» значит «рассвет», а на кечуа — государственном языке инков — «сброд», «преступники». Предки уру действительно уклонялись от выполнения законов империи. Сами «камышовые люди» звали себя «котшоньи». Известно, что «шоньи» на их языке значило «народ», а «кота» — «озеро» по-аймарски. Есть специалисты, полагающие, что уру говорили на языке, близком к аравакским, распространенным в далекой Амазонии.
Некоторые южноамериканские ученые склонны считать уру основателями андских цивилизаций; фольклор наделял их сверхъестественными жизненными силами. И в самом образе жизни «камышовых людей Титикаки», несомненно, заложена была незаурядная приспособляемость к трудным условиям среды. И все же им не нашлось места в современном мире, на необъятной земле.
...На Титикаке, как на всяком высокогорном озере, вид прекрасен в любую погоду. Но, как недосягаемый, манящий, ускользающий горизонт, уплыла от уру мечта о независимой надежной жизни на их колышущейся, руками сотворенной земле.
Лима — Пуно — Торанипата Александр Кармен, корр. «Комсомольской правды» — специально для «Вокруг света»
Океан совсем рядом
У меня было такое впечатление, что в геологическом мире все перепуталось. Институт океанологии АН СССР посылает крупные экспедиции... в центральные районы евразийской суши, а в Геленджик весной этого года на встречу морских геологов съехались ученые из 33 городов страны. Причем в большинстве из городов, где соленым бризом, как говорится, и не пахнет. Встреча эта называлась Всесоюзной школой морской геологии, но предназначалась отнюдь не для начинающих: около половины ее участников были доктора и кандидаты наук.
Мне захотелось побывать на всех докладах. Увы, пришлось умерить аппетит. Докладов оказалось более двухсот.
Я расскажу лишь о двух. Думаю, они помогут понять, почему современные океанологи стали неравнодушны к материкам, а сухопутные геологи начали проявлять повышенный интерес к делам сугубо морским.
По берегу реки Шулдак...
Реку Шулдак, что на Южном Урале, можно было бы демонстрировать всем намеревающимся посвятить себя науке как назидательный пример: чего можно добиться упорным трудом. При более чем скромных возможностях (сильный поток здесь бывает лишь в пору весеннего паводка) река умудрилась проточить настоящий каньон. Вскрыла массу кремнистых слоев, крепчайший базальт и даже добралась до еще более плотных подстилающих горизонтов. Так на крутом берегу обнажились горные постройки, сооруженные природой сотни миллионов лет назад.
Зрелище это удивительное. В одних местах всю толщу крутого берега занимали застывшие потоки базальтовой лавы самых причудливых форм. То в виде оплывшего на свечах воска. То похожие на перестоявшее тесто, забытое нерасторопной хозяйкой и убежавшее из квашни. Но больше всего попадалось «труб» — гигантских пачек ровных «макарон». Поперечный разрез каждой такой «трубы» напоминал подушку. Наверное, поэтому такие лавы называли подушечными.
В другом месте все наслоения пронизывало множество нешироких пластин — так называемых даек. Тоже базальтовых. Края у них зазубрились, верхушки оголились, и оттого сооружение, вскрытое Шулдаком, издали стало походить на полуразрушенный готический замок с вытянутыми остроконечными башнями.
Казалось бы, московскому геологу, руководителю экспедиции Льву Павловичу Зоненшайну, как и геохимику из Иркутска Михаилу Ивановичу Кузьмину, вся эта базальтовая экзотика должна была уже порядком наскучить — их маршруты в этом полевом сезоне изо дня в день пролегали по шулдакскому каньону,— но каждый раз в уникальном береговом обнажении, протянувшемся на полтора десятка километров, они открывали для себя что-то новое. Вот и на этот раз в образовавшемся разрыве сидела дайка, которая как бы заполнила собой готовую неширокую трещину.
— Это же настоящий гъяр! — восхитился Лев Павлович.— Совсем как в Красноморском рифте.