Сложившаяся на востоке обстановка требовала защиты российских владений, а значит, и создания надежных портов. Еще в 1811 году морской офицер А. М. Корнилов — отец будущего адмирала и героя Севастополя — подал проект освоения Амура-реки и «устроения при устье оной знаменитейшего порта». Освоение Приамурья могло решить множество проблем — это понимали и сибирские промышленники, и деятели Российско-Американской компании, и политики из Петербурга. А между тем, как писал мореплаватель и дипломат Е. В. Путятин, «самый залив между материком и полуостровом Сахалином, в который — как предполагают — впадает река Амур, нам вовсе неизвестен». Но только в 1846 году с заданием министерства иностранных дел обследовать устье Амура отправляется бриг «Константин» под командой поручика Корпуса флотских штурманов А. М. Гаврилова. Шлюпки с брига тоже не дошли до самого узкого места. Гаврилов не считал, что он справился с заданием, но обработку итогов его плавания поручили знаменитому Ф. П. Врангелю. Кому-то нужно было... ибо трудно понять, почему адмирал сделал вывод о несудоходности Амура, своеобразно утвержденный царем: «Вопрос об Амуре, как о реке бесполезной, оставить».
Но нашелся, по выражению А. П. Чехова, «энергический, горячего темперамента человек, образованный, самоотверженный, гуманный, до мозга костей проникнутый идеей и преданный ей фанатически...». Это был командир военного транспорта «Байкал», капитан-лейтенант русского флота, 35-летний Невельской. В июле 1849 года, поставив корабль на якорь в северной части Амурского лимана, Невельской с тремя офицерами, доктором и четырнадцатью матросами отправляется в семнадцатидневное плавание, в котором предстояло пройти около 300 миль на трех гребных шлюпках: шестерке и двух четверках. Моряки вышли в море с трехнедельным запасом провизии...
— Поздновато стартуете...— Наш старый знакомый, капитан дальнего плавания Станислав Николаевич Бикенин знает о равнении МАХ-4 на «график Невельского». Провожать нас пришли также хранитель лодки в прошедшую зиму Валерий Яковлев и ветеран «знаменитейшего порта» Валентин Афонин.
— Рассчитываем на нашу скорость,— Евгений Смургис отвечает Бикенину в паузах суматошной загрузки снаряжения в лодку.— Где-то у мыса Пронге на выходе из реки «догоним» шлюпки Невельского.
Теперь, когда в уключины вставлены океанские весла, настала пора прощаться, и Бикенин вручает Смургису какой-то странный конус из обожженной глины с диковинными рисунками.
— Талисман на счастье.— Бикенин пожимает нам руки.— Ведь Невельской и по рекам плавал.
Эта находка из тех мест в низовьях Амура, где устанавливались первые дружеские контакты моряков и местных жителей. Пока фотографы делают снимки, рассматриваю подарок. Не знал я, что позднее один доктор исторических наук опознает в глиняном конусе деталь воздуходувки древней плавильной печи, а другой ученый скажет, что это тотем, герб племени, знак власти старшинки, князца. Выслушав последнее суждение, я представил глиняный раритет на вершине шеста, который держал вождь. Перед ним и жителями деревни стоял русский офицер и объявлял через толмача: «Приамурский край, до корейской границы, с островом Сахалином составляют Российские владения... никакие здесь самовольные распоряжения, а равно и обиды обитающим народам не могут быть допускаемы». Сколько же может быть лет, нет, веков этому знаку-тотему?..
Первые мощные гребки выводят лодку на амурский простор, и, подхваченные течением, мы плывем в закрытую дымкой неизвестность. Впрочем, мне — штурману экспедиции — все как будто ясно: и ряд буев на фарватере, и длинные скопления водорослей, и контуры мысов. Когда часа через четыре забелели отмели на баре, мы затревожились, как наши предшественники из прошлого века. Во всю ширь охватываемого взглядом пространства разливался Амур, лишь по краям упираясь в туманные вершины мысов Пронге и Тибах. И вся пятнадцатикилометровая ширь устья была заполнена желтой, насыщенной песками водой, уставшей от стремительного течения и теперь на глазах светлеющей от встречи с прозрачной синевой охотоморской волны. Наш спорый бег к вечеру стал тормозить сильный ветер с левого борта. Одеяло и спальник пришлось прятать в полиэтиленовый мешок. Вооружившись банкой, отливаю воду и поглядываю вперед. Мыс Пронге надвигался на нас, а округлый купол с красной башней маяка ставил все на свои места: наконец мы «вплыли» в график движения первооткрывателей.
— Выбрасываемся.— За короткой командой Евгения следует ряд уже хорошо отрепетированных действий.