— Семенихин Иван Филиппович,— представился наш гость.— Вот угощайтесь приморским медком, а лимонник — дар таежный.
— А это плоды с огорода,— добавляет Евгений и высыпает на песок картофель, огурцы, морковь.
Я тут же рассовываю все по банкам и закоулкам в носу лодки. Потом разливаю суп по мискам, слежу за чаем и прислушиваюсь к разговору об охотничьих делах, об обширном хозяйстве Ивана Филипповича и его сыновей. Вскоре появляются и сыновья с женами. У костра становится оживленно. Потом молодые уходят — идет сенокосная страда, и предстоит ранний подъем,— а мы продолжаем слушать рассказ о таежной жизни. Прощаясь, Семенихин просит:
— Вы уж напишите, как дойдете. Ей-богу, душа болеть будет. Надо же решиться на такое...— как-то сокрушенно, по-стариковски добавляет он.
И я вспомнил: всюду сетовали, что уж очень рискованное у нас плавание. Вот и бывалый человек сорвался на нотку жалости. Что это? Осторожность или печальная память борьбы со стихиями, которую несут в себе люди, с малых лет живущие у этого моря?..
Луна заливает светом притихшую гладь моря, теплое дыхание его заметно ослабевает, и на берег вместе с запахами горных лесов опускается густой туман. Лишь к вечеру следующего дня после тихой лунной ночи мы ненадолго прерываем гребной марафон и пытаемся подойти к берегу вскипятить чай: два жарких дня опустошили наши термосы и банки. Незаметная в море зыбь оборачивается у берега крутым накатом. А как не хочется уходить в ночь на залитой лодке и ежиться от холода в мокрой одежде...
— А почему бы не спросить кипятку на судне,— предлагаю Евгению,— смотри, на якоре стоит танкер.
— Сколько это займет времени?
— Не больше часа, да и прогноз нам нужен,— бросаю самый убедительный аргумент и тут же думаю: «Давненько я не поднимался на корабль по штормтрапу— похоже, другого случая и не предвидится». Танкер медленно кланяется зыби, и о подходе к борту нечего думать. Вот разве что стать на бакштов, то есть на конец, поданный с кормы танкера. Но Смургис упрямится:
— Нет, я останусь в лодке и подрейфую. А тебя сумеем высадить на борт.
Лодка разворачивается кормой. Гремя посудой, готовлюсь к высадке. Стоя на прогибающемся настиле кокпита, улавливаю момент, передаю посуду вахтенному, а сам цепляюсь за леера. Капитан танкера «Борисоглебск» Михаил Артемьевич Апасов встречает меня на шкафуте. Знакомимся. О маршруте говорим недолго.
— А что же капитан? — кивает Апасов на МАХ-4 под бортом.
Поднявшись на мостик, включаем палубную трансляцию:
— Капитан танкера просит капитана МАХ-4 подняться на борт.
Тут уже Евгению крыть нечем, и через минуту он крепит лодку к штормтрапу под кормовым срезом и вскоре появляется на палубе. Пока пьем кофе в капитанской каюте, приносят прогноз и факсимильную карту синоптической ситуации в северной части Тихого океана. С Апасовым мы колдуем с координатами депрессий, прокладываем маршруты движения циклонов.
— А вы разбираетесь как заправский синоптик.
— Все же я — бывший моряк и штурман вдобавок...
— Ничего себе, бывшие моряки,— уже обращаясь к нам обоим, перебивает меня Апасов.— Вы же по морю полтысячи миль прошли...
Прогноз оказывается благоприятным, и мы выходим на ют. Капитан, отведя меня в сторону, доверительно говорит:
— А может, останетесь, все-таки ночь.
— Но какая ночь! Грести сейчас лучше, чем днем.
Прямо перед нами протянулась до самого горизонта лунная дорожка, изломанная зыбью. Мы разворачиваемся. Над рейдом могучим басом заревел туманный горн. Прощальные гудки, резонируя с эхом от скал, бередят душу...
За шестьдесят пять часов почти непрерывного плавания мы одолели 150 миль и к следующей полуночи вошли в бухту Ольга. Отсюда Евгений обещал связаться с дирекцией краеведческого музея и условиться о дне прибытия во Владивосток. Мне казалось, что это будет последняя ночь на берегу. Но неожиданно на второй день пути от Ольги нас настиг попутный штормовой ветер. Мы повернули к берегу и долго шли за полосой рифов, окаймляющих побережье. Лодку основательно залило, и, чтобы обсушиться, мы стали за спасительным мелководьем в районе Заповедного, где приютились домики биостанции ДВНЦ. Потом ринулись поперек бегущих с востока валов, намереваясь выйти с попутным ветром к мысу Поворотный у самой Находки. В какой-то неуловимый момент нас накрыло волной. В дискуссию с Евгением о поведении затопленной лодки на штормовой волне я не вступил, хотя было самое время. Борта лодки еще возвышались над водой. Евгений стал предельно внимателен, и — прощай Поворотный! — пришлось лечь на курс по волне прямо на безымянный остров с отметкой высоты «51».