...Япония. «Поющие голоса Японии» готовят свою программу, чтобы она прозвучала в Москве в августе, в годовщину атомного нападения на Хиросиму.
...Франция. Идет сбор средств, чтобы послать делегатов в Москву. Вечера, лотереи, продажа открыток. И на каждом билете — сплачивающее молодежь слово «фестиваль».
...Англия. Популярный Лондонский театр готовит спектакль для Московского фестиваля.
...Голландия. Амстердам. Торжественное собрание делегатов VI Всемирного фестиваля. И вот заседание окончено, все его участники выходят на площадь. Молодой человек с эстафетной палочкой в руках пускается в путь... Фестивальная эстафета пришла в Бельгию, потом пронеслась дорогами Люксембурга, Франции, Швейцарии, Австрии, Чехословакии. И на советско-чехословацкой границе она была передана представителям советской молодежи.
Эстафеты фестиваля шли в Москву с разных концов Земли.
А к концу июля 1957 года в Москву съехались 34 тысячи юношей и девушек — представителей более чем тысячи молодежных, студенческих, профсоюзных и других организаций пяти континентов мира. Интересно и содержательно прошли международные праздники рабочей и сельской молодежи, 500-тысячный митинг — манифестация — за мир и дружбу, вечер солидарности с молодежью колониальных стран, бал молодежи в Кремле, закладка парка Дружбы...
В обстановке свободной дискуссии и взаимопонимания состоялись встречи молодых докеров, строителей, моряков, учителей и фермеров, текстильщиков и писателей...
VI Московский фестиваль продемонстрировал решимость молодежи сохранить и укрепить мир, сплотил силы молодежи на борьбу за мир, еще раз убедил всех, что можно предотвратить войну, что можно и нужно мирно сосуществовать; молодые люди, воспитанные в разных условиях и представлявшие на фестивале страны с различными общественными системами, показали умение находить общий язык — язык дружбы в тех вопросах, которые волнуют сегодня человечество...
— Это был незабываемый праздник,— тихо обронил Федор Павлович, как если бы добавил, что каждый день фестиваля был по-своему прекрасен...
С участником VI Московского фестиваля Федором Павловичем Решетниковым, полярником-челюскинцем, художником, а ныне вице-президентом Академии художеств СССР, мы встретились на Кропоткинской, в его рабочем кабинете.
Высокие своды просторного помещения, старинная мебель, спокойный и доброжелательный тон хозяина кабинета — все здесь располагает к неторопливому разговору. И я, как человек, знающий о событиях двадцативосьмилетней давности лишь по рассказам старших товарищей и прочитанной литературе, внимательно вслушиваюсь в каждое слово Федора Павловича.
— Фестиваль был всемогущим,— растягивая слова, вспоминает Федор Павлович: он встает, ходит по кабинету.— Настроение у нас было бодрым, приподнятым, обстановка — яркой и приветливой. Представьте себе светлый солнечный день и несколько сот автомашин, раскрашенных в оранжевый, желтый, фиолетовый, голубой и зеленый — в цвета пяти лепестков эмблемы фестиваля, они означали пять континентов мира... И вот эти автомашины с участниками фестиваля растягиваются на многие километры, держа путь в сторону Лужников. Вся столица — от мала до велика — на улице. Гостей приветствовали с балконов, крыш, из распахнутых окон; кто машет цветами, кто флажками... И начались бурные прекрасные дни знакомств и узнаваний. Целых две недели звучала на улицах и площадях разноязычная речь — французская, испанская, немецкая, арабская. С уст людей не сходили слова «мир» и «дружба». В пестрой толпе мелькали индийские сари, мексиканские сомбреро...— Федор Павлович сел и как-то задумчиво и тихо добавил: — Мы тогда были много моложе и иначе воспринимали мир...
— Что вы имеете в виду? — осторожно спросила я, чувствуя, что Федор Павлович чего-то не договорил.
— Я хотел сказать, что в те дни не оставляло ощущение большой перспективы наших отношений с народами мира. В троллейбусах, метро — всюду, где сталкивались люди, знакомство возникало стихийно; даже в театрах и на концертах во время антрактов вы не могли видеть обычного чинного хождения: люди подходили, называли себя, и тут же разгорался непринужденный разговор. Он возникал сам собой, естественно... Мы не думали тогда, что нам будут мешать крепить нашу дружбу. Люди с разных континентов пытались объясниться на разных языках. Иногда просто называли себя: «Я — сириец», Или, знакомясь, называли свою страну: Австралия, Индия, Финляндия, Болгария, Венгрия... Но песни понимали все. Стихийно собиралась группа людей, кто-то начинал петь на своем языке — и вдруг выяснялось, что эту песню знают все. А вокруг шныряли мальчишки, искали, с кем бы поменяться значками или от кого получить автограф.