Но вот цикл измерений окончен. Вездесущий Франсиско успевает зафиксировать центр поля зрения спектрометра, который виден сверху в визир. Красная повязка на его голове для нас — лучший ориентир, чем белый кружок, которым специально метится центр. Мы корректируем сверху движения Франсиско на ломаном испанском, однако больше жестами и мимикой. Но он этот «язык» усвоил сразу, и каждой снятой точке мы радуемся все вместе. Они ведь не так легко достаются, а их бывает до десяти в день...
Но вот вышка складывается, мы слезаем и тут же бросаемся к двум громадным бидонам с водой. Франсиско тем временем осторожно ведет грузовик к новой точке, а мы забегаем в автобус посмотреть на дисплее, что за данные выдал «Пегас». И снова на вышку. Уже сверху видим, как «наземная» группа кубинских ученых медленно подтягивается к только что снятой точке и начинает измерять все ее углы, длины и расстояния.
Иногда солнце скрывается надолго. Тогда сидим, посасывая сок из обрубка тростника, захваченного с собой наверх. Бывает, что наши надежды не оправдываются, небо затягивается облаками все больше. Тогда мы помогаем «наземной» группе поскорее закончить измерения — у кубинцев их куда больше, чем у нас. Затем снимаем спектрометры, сворачиваем кабели — и в гараж, под крышу, потому что дождь в тропиках не шутка.
Однажды в один из таких ненастных дней шофер Мигелито, возивший нас из Гаваны на поле, признался, что лучший фрукт в мире — мансана. Словаря у нас с собой в машине не было, и мы отреагировали лишь вежливыми улыбками. Тогда Мигелито уточнил, что этот фрукт не кубинский, его привозят, и робко добавил, что мансана вроде бы растет у нас в стране. Мы припомнили всю нашу экзотику, начиная с гранатов и кончая фейхоа, заставили Мигелито описать цвет, вкус таинственного фрукта и показать руками его форму, но увы. Приехав в отель, сразу же бросились к словарю и обнаружили, что мансана — это... яблоко.
Автобус резко прибавляет ход — мы уже на окраине Гаваны. Хосе поднимает голову и озабоченно произносит:
— Как там дела у наших друзей болгар?
— Должно быть, нормально, — уверенно говорит Богданов, и все соглашаются.
С нами работали и болгарские специалисты — дублер болгарского космонавта Александр Александров и научный сотрудник Центральной лаборатории космических исследований Болгарской АН Бойко Ценов. Они проводили спектрометрирование на легких самолетах тех точек на плантации сахарного тростника, которые мы определяли и снимали. Первый полет для проверки качества полученных данных, второй — синхронно с орбитальной космической станцией «Салют-7». Тростниковые заросли фотографировали советские космонавты А. Александров и В. Ляхов. Весь этот комплекс исследований назывался «подспутниковый эксперимент-этажерка». Орбитальная станция проходила над нашими «сахарными» полями два дня назад. Мы бездействовали большую часть рабочего дня — стояла почти сплошная облачность. Тогда-то, к концу работы, неожиданно и приехали на плантацию болгары.
— Надо же, — досадовал Александров, — именно в такой ответственный момент погода и подвела. Только на просветы вся надежда. Может, сквозь один из них на космическом снимке проглянут и поля...
Автобус тормозит у отеля, и мы выходим. В вестибюле встречаем болгарских коллег, и улыбающийся Александров говорит:
— Есть материал, над которым предстоит поработать...
Что ж, можно считать, что наш совместный эксперимент «Сахарный тростник-84» прошел успешно. Обработку полученных данных будем делать в Москве.
Когда мы уезжали, Хосе Фалькон на прощание сказал:
— Вы знаете, какую ценность представляет для нашей страны сахарный тростник. Поэтому от результатов проведенных исследований зависит многое. А в том, что они дадут отличный результат и очень помогут нам, я не сомневаюсь...
Гавана — Москва
Б. Балтер, В. Егоров
Большая вода Карибы
Жилище Ньяминьями
С обзорной площадки на трехсоттридцатишести-метровой высоте можно видеть начало всех карибских начал — водохранилище, плотину и гидроэлектростанцию.