— Но при чем здесь Рато Мачхендранатх?
— Они приберегали его для очередного хода. Лучшей козырной карты трудно себе представить. Кто знает, как бы разворачивались события, если бы егеря не поймали шайку браконьеров и Рато Мачхендранатха не пришлось использовать в качестве заложника.
— Кстати, Найт, что-то не припомню здесь, в Катманду, журналиста с такой фамилией, — признался я.— А своих коллег знаю неплохо.
— Не мучайтесь, — махнул рукой суперинтендант.— Одним из условий Найта было не называть его настоящего имени. Да и не журналист он вовсе. К нам давно поступали сигналы, что в долине орудует целая подпольная организация, занимающаяся хищением и тайным вывозом из страны предметов старины. Но едва мы нащупывали нить, как она тут же обрывалась. Сразу же срабатывали неведомые пружины. И поныне Найт оставался бы вне подозрений, если бы не рога носорога.
— Странно, но в вашем рассказе нет ни слова о «большом человеке», о котором говорил Дханасур Таманг.
— Мало ли что может наговорить насмерть перепуганный браконьер...
Суперинтендант улыбнулся в усы.
— Все это домыслы, — наконец проговорил он.— У нас нет никаких улик против «большого человека».
— Но вы же сами сказали, что за Найтом, вероятно, кто-то стоит.
В ответ суперинтендант отвернулся и начал отрешенно смотреть в окно. Потом, взглянув на меня, рассмеялся:
— Вначале я подумал о ЦРУ. Но зачем ребятам из Лэнгли рога носорога? Наверняка не нужны. Возможно, это была уже самодеятельность «большого человека». Вероятно, он помогал Найту вывозить похищенные предметы старины — доказательством тому может служить ящик, обшитый парусиной, а «журналист», очевидно, проводил за это всю «техническую работу» по дискредитации Бриара и соответственно ЮНЕСКО. Правда, обоих сгубила жадность. Найт скрыл, что вместе с Рудрой похитил Кали и Бхайрава, ну а «большому человеку» показалось, что два рога — мало, и он захотел заполучить третий. А теперь извините, — заторопился суперинтендант, — меня ждут неотложные дела. Но наши предположения в отношении «большого человека» и тем более в отношении Лэнгли лишены, — оглянувшись на телефон, он нарочито повысил голос, — каких-либо оснований. Я повторяю совершенно официально: улик у нас нет.
...Можно только догадываться, вспомнил ли суперинтендант об этом деле, когда узнал о демонстративном выходе США из ЮНЕСКО.
Катманду — Москва
Владимир Манвелов. Фото автора
Дом для бабочки
За стеклами машины висел промозглый серый день — разгар английской зимы. Шоссе скучно блестело, прорезая ржавые буковые рощи на холмах Уэльса. Тугие спирали вечного плюща густо и живо зеленели на оголенных придорожных тополях. Тощий дымок вился над кучей палых листьев. И оттого, казалось, шевельнулись крылья синей бабочки на фанерном щите. Такие бабочки здесь не водятся, их увидишь лишь на стендах музея естественной истории и в сувенирных лавках, торгующих тропической экзотикой.
Мы проехали бы мимо, но глаза успели ухватить надпись: «Баттерфляй фарм». Интересно, что это за «ферма бабочек»?
«Ферма» размещалась в одноэтажном бараке. На звяк дверного колокольчика никто не вышел. Оглядываем пустоватую комнату с узкими стеллажами.
Но вот, откидывая с полей широкой шляпы частую сетку, входит из внутреннего помещения пожилой человек.
— Хотите посмотреть бабочек? Из-за двери веет влажной духотой.
Спустя десять минут все еще стоим перед темными барабанами из мелкоячеистой сетки на проволочных каркасах. В одном — мелкие червячки, облепившие изгрызенные листья. В* другом — гусеницы покрупнее. А вот и вовсе толстяки, движения их медлительны, степенны, упитанные тельца важно колышутся. Под их жвалами исчезают прямо на глазах крупные, со спичечную головку, куски листьев. В последней сетке едва темнеют куколки, замершие в просветах меж тесными нитями серебристых коконов.
— Тутовый шелкопряд, — хозяин «фермы» поворачивает сетку на оси.
«Фермером» он стал недавно, уйдя на пенсию. Поселился здесь, арендовав небольшой участок бросовой земли прямо при дороге. Пенсия учителя биологии заставила подумать о приработке. Завел небольшую пасеку. Да какой уж тут мед: рядом — дышащая бензином полоса, по которой круглосуточно гонят в четыре ряда машины. Сегодня вот в последний раз окуривает десяток ульев: надо с ними расставаться. Прошлым годом завел этот инсектарий — вроде инкубатора для насекомых. На зиму оставит только шелкопрядов. Запас листвы пока есть, но через неделю жизнь в сетках-барабанах замрет.