Роже Тиро едва не вмешался, но ему не хватило мужества. Он видел, как избили владельца автомобиля, который пытался укрыть в своей машине раненого демонстранта.
У круглого здания почты, на углу улицы Мазагран, собирали арестованных. Растерянных алжирцев поставили в очередь и вталкивали в автобусы одного за другим, осыпая ударами дубинок. Тщетно пытались они уклониться. В ожидании приказа водитель одного из автобусов читал газету «Паризьен». Роже Тиро машинально сосчитал переполненные машины, прошедшие мимо него: двенадцать. Больше тысячи арестованных!
Среди полицейских находился фотограф, снимавший со вспышкой самые жестокие сцены.
С самого начала демонстрации за происходящим наблюдал еще один человек, стоявший на углу, у кафе «Ле Жимназ». Хотя на нем была форма ЦРС, он ни разу не двинулся с места. Казалось, все, что человек видел, не имело к нему никакого отношения. Он не спускал глаз с Роже Тиро.
Выждав момент, человек вышел из тени, пересек бульвар, размеренным шагом направился к Нотр-Дам де Бонн-Нувель. Не обращая внимания на холод и дождь, снял кожаное пальто и перебросил его через левую руку. Затем надвинул поглубже каску, проверил, на месте ли мотоциклетные очки. На углу улицы Торель он остановился, вытащил из кобуры браунинг образца 1935 года. Изготовленное на бельгийской национальной фабрике «Эрсталь», это оружие не зря считалось гордостью предприятия.
Неизвестный вытащил обойму с тринадцатью патронами, проверил ее и резким ударом ладони снова всадил в браунинг. Затем двинулся вперед, переложив оружие в левую руку под пальто. Хотя все это делалось явно не в первый раз, он не мог сдержаться и, стиснув зубы, весь дрожал. Во что бы то ни стало надо было преодолеть желание убежать, не выполнив приказа, и идти вперед, не думать...
Теперь он различал черты лица Роже Тиро и вспомнил данную ему фотографию. Широкий лоб, очки в роговой оправе, оригинальная рубашка с пристегнутыми кончиками воротника.
Как и во время исполнения предыдущих заданий, все решилось мгновенно, слишком быстро, чтобы можно было понять, как очутился он с левой стороны от преподавателя. Каждое его действие в точности соответствовало тому, что должно было совершиться. Ничто не могло его остановить. Как будто он уже выполнил непоправимое. Его правая рука на какую-то долю секунды скрылась под пальто и вновь появилась, сжимая рукоятку браунинга.
Роже Тиро не обратил на человека никакого внимания. Неизвестный подошел к нему сзади и быстрым движением левой руки зажал голову. Кожаное пальто закрыло лицо Тиро и коробку с пирожными. Выронив цветы, он вцепился в нападавшего, пытаясь освободиться. Неизвестный медленно приставил дуло пистолета к правому виску Роже Тиро и нажал на спуск. Затем оттолкнул тело вперед и отступил. Тиро с простреленной головой рухнул на тротуар.
Стрелявший вложил оружие в кобуру, спокойно надел пальто, поднялся по лестнице улицы Нотр-Дам де Бонн-Нувель и скрылся.
Рано утром на бульварах валялись лишь тысячи пар обуви и самые разные предметы — немые свидетели жестокой схватки. Специальная команда, посланная префектурой, собирала раненых и убитых, сваливая их в кучу как попало. Никто из состава команды не задумывался над тем, что они делали. Это была просто работа.
— Эй, идите сюда, здесь, на углу, пятнадцатый мертвец. Не очень-то хорош: пуля угодила ему в голову.
Солдаты перевернули тело.
— Черт возьми, это не «козел» («Козел» — оскорбительное прозвище, данное арабам французами-расистами.)! Он похож на француза.
Начальник команды растерялся при виде убитого европейца и решил застраховать себя от неприятностей, доложив о находке начальству.
На другой день, в среду 18 октября 1961 года, газеты сообщили о забастовке железнодорожников и служащих парижского городского транспорта, требовавших увеличения заработной платы. Одна-единственная «Пари-жур» посвятила событиям прошлой ночи всю страницу: «В течение трех часов алжирцы были хозяевами Парижа».
К полудню префектура подвела итог трагическим событиям: трое убитых, в том числе один европеец, 64 раненых и 11 538 арестованных.
Глава третья
По просьбе матери Бернар выключил телевизор. Мюриель Тиро так и не оправилась после смерти мужа. Лишь ребенок, которого она ждала, не позволил ей умереть. Но как только он родился, она потеряла всякий интерес к жизни и теперь тихо угасала в своей трехкомнатной квартире на улице Бонн-Нувель. Мадам Тиро больше никогда не подходила к окну. Она боялась снова увидеть ступеньки лестницы, на которой октябрьским утром 1961 года подобрали тело ее мужа.