— Нельзя сказать, что Петр I, выбирая место для новой столицы, не знал об опасности ее затопления. Из шведских хроник известно, что еще в XI веке в Неве и Ладожском озере уровень воды поднялся так, что река Волхов текла вспять на всем своем протяжении. Правда, и позднее случалось, что Волхов поворачивал вспять оттого, что на порогах в среднем течении Невы образовывался ледяной затор. Население, обитавшее здесь, не заботилось о потомках и не отмечало высоту подъема. Известно лишь, что в 1691 году в шведской крепости Ниеншанц, что при устье Охты, вода поднялась на 25 футов (Фут — английская мера длины, широко применявшаяся на русском флоте. Фут =12 дюймам =0,305 метра. Дюйм =2,54 сантиметра.) против обычного уровня. Однако постоянное исчисление уровней наводнения стало возможно лишь с 1728 года, когда в Петербурге был построен первый каменный мост. Нашлось место, где можно было поставить черту, чтобы исполнять указ Екатерины I от 21 ноября 1726 года. Этот любопытный документ предписывал фундаменты зданий подсыпать, чтобы основание домов было на один фут выше самой высокой воды, и «для того на строения поставить знаки, о чем в народ и Архитекторам объявить». Так завелся обычай ставить на домах мраморные доски с отметками уровня воды. На Невских воротах Петропавловской крепости после наводнений ставят особые медные доски. Из случившихся примечательных наводнений отметим два. 10 сентября 1777 года вода поднялась в столице на 10 футов и 7 дюймов (То есть на 3,23 метра.) выше ординара по футштоку, что установлен в канале адмиралтейском. С сего года вошел в употребление обычай при подъеме воды иметь особые сигналы. Указ Адмиралтейств-Коллегий от 22 сентября 1777 года предписывал: «Для наблюдения ж воды назначить из престарелых доброго и исправного штурмана». При угрозе городу палили пушки пять раз, а на адмиралтейском шпице со всех четырех сторон поднимались белые флаги, а ночью фонари...
Берх сделал паузу. Скрипуче и размеренно защелкал механизм часов в дальнем углу залы. Густой звон заполнил пространство, пламя свечей качнулось, словно прошел ветер, покончив с прошлым.
Берх продолжил:
— Последнее наводнение 7 ноября прошлого, 1824 года есть самое высокое за всю историю столицы. В тот недобрый день страшной силы юго-западный ветер к двум часам пополудни поднял воду в реке на 13 футов и 7 дюймов (То есть на 4,15 метра.). А уже в четвертом часу пополудни на специально назначенном гребном катере отправились от Адмиралтейского Департамента управляющий чертежною частью штурман 8-го класса Алексей Колодкин вместе с помощником своим Петром Ильиным, штурманом же 12-го класса. Явившись к коменданту крепости, его высокопревосходительству генералу Сукину, они засвидетельствовали мокрую еще черту наибольшего стояния воды и тут же поставили на место сие медную доску...
Решение совета, как водится, принятое заранее по обсуждению в узком кругу, всем не терпелось тут же одобрить. Советники уже порядком устали, и звяканье истопников в коридоре напоминало о непрочитанных бумагах и письмах, о домашних, что заждались своих ученых мужей.
Никольский поднялся и принялся читать решение. Советники же взглядами нацелились на трости, шубы и шляпы, благословляя на подвиг того, кому вручен ныне на рассмотрение неведомый спор двух стихий — воды и масла...
«Проект неизвестного автора рассмотрен в Государственном Адмиралтейском Департаменте.
Решено: отдать (и отдан) оный с чертежами Почётному члену сего Департамента Господину Статскому советнику Захарову на разсмотрение и сделания своего по оному заключения.
Верно: Столоначальник Никольский».
В собственных покоях советника Захарова. В доме Российско-Американской компании, что на Мойке. 27 февраля
Советник Захаров, хоть и числился по Адмиралтейству почетным членом, флотских недолюбливал. Завидовал Крузенштерну и выслушивал его ученые вопросы по части химии. Зато терпеть не мог Головкина за его сходство с кем-то из своих крепостных костромичан, за его не барскую внешность, за небрежение к помещичьему сословию. Захаров — питомец академической гимназии и выпускник Геттингена, академик по части общей химии, был и членом Вольного экономического общества. В общество он вступил для защиты своих крепостных, но там неожиданно стал популярной личностью. Еще бы! Химик Захаров первым из ученых мужей вознесся в небо на аэростате на высоту восемь с половиной тысяч футов, опередив знаменитого Гей-Люссака. Именно в обществе он познакомился с авторитетным в российской словесности вице-адмиралом Шишковым, и тот рекомендовал его в почетные члены Адмиралтейского Департамента «для делания там разных заключений по части химии». Захаров помнил первое данное ему поручение. Множество наук, на основе которых существовал флот, было поразительным. Но Захарову дали на суждение английский опыт замены матросской порции рома на... чай. Захаров пытался отвертеться.