«Ложь» и «намеки»
Так что же, получается, что Геродот абсолютно достоверен? Да нет, вопрос снова оказывается сложнее, чем кажется на первый взгляд. Если в начале археологического исследования описанных Геродотом стран европейцы вполне могли, подобно Флоберу в Египте, пользоваться его сочинениями как путеводителем и им хватало точности, то по мере накопления знаний выяснилось, что полно и таких случаев, когда сведения древнего грека никак не совместимы с тем, что видит современный путешественник. Кроме случаев явных фантазий (например, упоминание о костях летучих змей, которые он якобы сам видел на Красном море), есть и примеры простой путаницы. Геродот путает географические координаты Фермопильского прохода, места героической битвы спартанского царя Леонида с Ксерксом. Он опровергает личным опытом информацию Гекатея из Милета, говоря о расстоянии от Босфорского пролива до Фасиса морем, — и ошибается почти вдвое.
Еще один характерный пример — с изображениями египетского царя Сесостриса в Малой Азии. «В Ионии, — пишет «отец истории», — также есть два высеченных на скале рельефных изображения этого царя: одно — на пути из Эфеса в Фокею, а другое — из Сард в Смирну. В том и другом месте это рельефное изображение мужчины-воина в четыре с половиной локтя высотой. В правой руке он держит копье, а в левой — лук. Соответственно и остальное вооружение египетское и эфиопское. На груди у него от одного плеча до другого вырезана надпись священными египетскими письменами, гласящая: «Я завоевал эту землю моими плечами». Действительно, как раз в этих краях, у перевала Кара-Бель, и сейчас можно видеть два рельефа, практически полностью отвечающие геродотову описанию. Конечно, они не египетские, а хеттские, и связь с мифическим Сесострисом, как и перевод иероглифов, нужно оставить на совести писателя. Но главная проблема даже не в этом: два рельефа находятся не на разных дорогах, а совсем рядом друг с другом, на дороге из Эфеса в Фокею, примерно в шести километрах от пересечения с дорогой на Смирну. К тому же воин, наоборот, держит копье в левой руке, а лук — в правой… Легко понять, как такие ошибки могли проникнуть в сочинения Геродота, если предположить, что он записывал чей-то чужой рассказ, а сам этим путем никогда не ездил.
Но тут логически возникает следующий вопрос — а могли ли собеседники Геродота рассказывать ему решительно все то, что он им приписывает? Ведь, по меньшей мере, странно слышать, скажем, из уст египетского жреца такой вариант греческого мифа о Елене: будто бы та провела годы Троянской войны вовсе не в Илионе, а в Египте, в надежном убежище у царя Протея, отнявшего ее у похитителя Париса. И именно поэтому, мол, троянцы просто не могли вернуть ее ахейцам. В Греции, а вовсе не на берегах Нила, эта версия пользовалась популярностью — Еврипид в финале своей «Электры» вставляет ее в монолог Кастора без особых оговорок, как общеизвестный факт.
Или — можно ли поверить, будто скифы сами рассказали Геродоту, что их народ — самый молодой на свете? А вот римский автор Юстин, например, сообщает, что «скифское племя всегда считалось древнейшим; впрочем, между скифами и египтянами долгое время происходил спор относительно древности».
На основании этих и подобных фактов немецкий ученый Детлев Фелинг даже выдвинул теорию: мол, большая часть того, о чем Геродот рассказывает как о своих личных наблюдениях или со слов информаторов, есть не более чем литературная игра, где автора интересует лишь увлекательность рассказа, а вовсе не поиск истины. Не в этом ли упрекал предшественника и Фукидид, когда писал в своем собственном труде, что он предназначен быть достоянием на века, а не усладой слушателей? Да и слово «представление» (apodexis), которое употребил в отношении своего сочинения Геродот, в греческом языке, как и в русском, может обозначать и выступление артиста.