* * *
В руках стройного Ригоберто Искьердо обычная указка. Он водит ею по развешанным на стенах схемам и с воодушевлением что-то рассказывает. Двадцать пар внимательных глаз неотрывно следят за перемещением деревянного острия.
Неожиданно в бурном потоке испанской речи прорываются два русских слова: топливный насос. Иссиня-черное лицо сидящего у окна парня наклоняется над тетрадкой — ему не совсем понятно, как же работает этот четырехплунжерный топливный насос.
Ригоберто перетаскивает схему к центру доски и с жаром повторяет все сначала...
— Каждый день у них по семь уроков, но этот не по расписанию. Ребята сами решили «повторить» мотор, — объясняет мне переводчик Мануэль Фернандес. — Ну, а на практике они уже все водят и комбайны и тракторы.
— А почему именно Искьердо помогает остальным?
— Он самый знающий, окончил восемь классов. Ведь многим довелось учиться лишь три-четыре, а то и один год...
* * *
Онель хитро прищурил черные глаза, загнул кверху большой палец и, причмокнув, сообщил: «Гавана — город что надо...»
Мы рассмеялись — это было почти по Маяковскому:
Если Гавану окинуть мигом — Рай-страна, страна что надо...
Юноша тоже улыбнулся, йотом задумался и продолжил свой рассказ.
Как и для негра Вилли, о котором писал поэт, не была Гавана раем для Онеля. Мальчику исполнилось пять лет, когда он стал сиротой. Очень рано Онель узнал, что такое подневольный труд. Во времена Батисты перепробовал много профессий: гнул спину на плантатора, бегал с подносом в ресторане, несколько месяцев крутил баранку автомобиля.
В пятнадцать лет Онель вступил в Народно-социалистическую партию. А когда свершилась революция, с винтовкой в руках охранял ее завоевания. И вот сейчас юноша сменил оружие на штурвал трактора и ручку с чернилами...
— А потом что ты собираешься делать, Онель?
— Буду трактористом и буду строить.
— Строить?
— Да, строить, новую хорошую жизнь. Это теперь наша общая профессия. Мы ходили здесь смотреть электростанцию. Муй бьен, очень хорошо! Хочу стать инженером, чтобы работать на такой же кубинской электростанции.
* * *
Затаив дыхание они взволнованно слушали. О легендарном комдиве Василии Ивановиче Чапаеве, несгибаемом большевике Фурманове, бесстрашной Анке-пулеметчице...
Когда же седой генерал поведал о том, как погиб верный ординарец комдива Петька Исаев, хмуро потупились смуглые лица. Словно только что был здесь простой русский парень, пожал их руки, тоже умеющие держать винтовку, и навсегда ушел. И каждый почувствовал, что парень этот им сродни...
А генерал перевел взгляд за окно, где на фоне Каховского моря ярко зеленела крыша Дворца, культуры, и продолжил рассказ.
Ровно 41 год не был в этих местах боевой соратник Чапаева и Фрунзе, Герой Советского Союза Николай Михайлович Хлебников. С тех памятных дней, когда дрались здесь против врангелевцев красные бойцы.
— Не было тогда Новой Каховки. Вот там, — протянул генерал к окну руку, — стояли бедные избенки деревни Ключевая — правый фланг нашего Каховского плацдарма. На эти рубежи лезли иностранные танки. А наши бойцы с бутылками и гранатами шли на эти танки и уничтожали их.
Блестят глаза юного Эрнандеса Педро — ему нравится рассказ генерала.
— Отсюда Красная Армия пошла на штурм Перекопа, чтобы выбросить вражеское отребье с родной земли. «Родина или смерть!» — этот ваш лозунг был лозунгом и наших бойцов...
Зал разрывают аплодисменты, бурные, как плеск каховскйх волн, что гонит вдали за окном порывистый ветер.
А. Пин, наш спец. корр.
Фото М. Фернандеса и В. Лебеденко Новая Каховка, октябрь 1961 г.
Наступление на великую пустошь
Есть места на географической карте, одни названия которых вызывают приступ жажды. Кызылкум, Каракумы, Голодная степь...
Земля-мумия, бесплодная пустошь, воинственная орда суховеев, совершающих отсюда опустошительные набеги на плодородные оазисы. Чем же она издревле влечет к себе не только скотовода, но и земледельца? Почему занимает она, эта земля, такое большое место и в рабочих планах советского человека, стоящего коммунизм? Сколько внимания уделено ей XXII съездом партии!
Дело в том, что бесплодие летучих песков и иссушенных пепелищ степей в Средней Азии только кажущееся, только полуправда. Загляните сюда ранней «весной — вы увидите этот край в розовых облаках тюльпанов, в красном зареве маков, в сладком дурмане расцветшего тамариска. Какое половодье жизни даже при скудных запасах зимней влаги!