Некоторые исследователи считали, что в данном контексте «Дунай» — символическое обозначение реки вообще, вовсе не имеющее отношения к конкретному Дунаю.
Но верно ли такое объяснение? Ярославна, как известно, дочь галицкого князя Ярослава, называемого в «Слове» Осмомыслом. Вот как говорит о нем автор: «Высоко сидишь ты на своем златокованном престоле, подпер горы Венгерские своими железными полками, заступив королю путь, затворив Дунаю ворота, меча тяжести через облака, суды рядя до Дуная».
И если автор обращается к могущественному князю с призывом к единению, то не естественно ли, что и Ярославова дочь шлет свои жалобы на Дунай, к «отню столу». И не естественно ли, что, когда Игорь благополучно возвращается домой, приветственные клики долетают и с Карпат: «Девицы поют на Дунае, — вьются голоса их через море до Киева».
Все пространство, на котором происходит действие «Слова», пересечено такими вот связующими «силовыми линиями». Голос ли трубный раздался — он тут же услышан на другом краю Русской земли. Прозвенело ли где стремя — тревожным возбуждением охвачены соседние княжества. Перекатываются над лесами тугие набатные волны. Печальным воплем птицы несется вслед за ними женский плач. Крикнет в поле одинокий оратай — по всей опустошенной стране разольется тоскливое эхо.
А как мгновенно меняются места действия! То мы на берегу Каялы под дождем стрел, то на киевских горах, то на Волге, то на Дунае... Полоцк, Белгород, Чернигов, Курск, Переяславль, Римов, Путивль, Тмутаракань, оба Новгорода, и снова Путивль, снова Киев...
А рядом с именами русских городов и рек — названия соседних языков: могуты, татраны, шельбиры, ревуги, хинова, литва, ятвяги, дремела. И далее — готы, немцы, венгры, греки, венецианцы. Можно сказать, что вся Европа с вниманием следит за тем, что происходит в степи у Дона Великого. Мы замечаем, что автор «Слова» создает перед нами какое-то совершенно особого рода пространство, настолько открытое, тесное, компактное и удобообозримое, что на нем, к удивлению своему, видишь все разом: и встречу двух враждующих станов, и беспокойство остальных русских князей, и горе Ярославны, и тяжелую работу пахаря на запущенном, одичалом поле.
На таком вот просторе никакой исторический поступок не может быть спрятан, замаскирован. Здесь все и отовсюду просматривается. Здесь нет второстепенных действий, нет малозначащих ситуаций.
Автор «Слова» поровну делит со своим героем беду и радость. И вот не только мыслью, но и горюющим сердцем своим он растекается по всей русской земле. Он страстно желает видеть ее единой, целокупной. Он присутствует везде сразу, в любой ее точке, как носитель вечевого соборного слова.
И потому, когда Игорь бежит из плена, вся Русь и все соседние земли в прямом смысле слова видят его, слышат каждый его шаг. Только преследователям он не виден на этом абсолютно просматриваемом пространстве.
Возвращение Игоря на родину сопровождается нарастающим звуком общего ликования: «Страны рады, грады веселы...» Вместе с князем эта радость поднимается с киевского Подола вверх по Боричеву взвозу, на горы. С киевских гор виден Днепр, луга, леса, строгие дали — половина земли видна отсюда.
Для плача поднималась жена Игоря на путивльскую кручу. И он теперь поднялся на гору — для веселья. Так на Руси издавна и для горя и для радости нужен простор, нужно высокое место, чтобы и сама земля делалась причастной людскому чувству.
Звонят с киевских гор, «звон же тот» слышат на других холмах и кручах — в Чернигове слышат и в Галиче, в Полоцке и Владимире, в Новгороде и Путивле. «Страны рады, грады веселы...» Только в Путивле радость на слезах замешана, потому что еще не остыли после недавнего налета степняков обугленные тыны.
И недаром на таких вот холмах чувствуешь себя по-особому: слишком много помнит их почва и тревожного и торжественного...
Ю. Лощиц
Соборов каменные струны
— Что делаете? — обратился к мастерам незнакомец.
— Обтесываю камень, будь он неладен, — сказал первый.
— Не видишь, глину лопачу, — буркнул второй.
— Я строю Шартрский собор, — ответил третий. (Старая притча)
Какого цвета Нотр-Дам?
— Пепельный до черноты зимой, синий солнечным летом, табачно-бурый осенью. А вообще это зависит от вашего настроения, — скажут, припоминая, знатоки и очевидцы. — Временами — мрачный, временами — праздничный...