Привыкая, он подолгу разглядывал село, которое издали казалось стоящим у самой воды. Дым из труб, неподвижный и прямой, был точно нарисованным на сером небе. А вокруг — до самых синих гор справа и слева — тундра, плоская и зеленая. И отсюда на добрых две сотни километров в любую сторону ни одного жилья...
Однажды в тундре Рубахину повстречалась Яна. Еще издали узнал он ее, торопливо закурил, поднялся с кочки.
Колька видел Яну раза три в клубе — куда здесь, кроме клуба, денешься? Но познакомить его с ней не догадались. А сам он подойти постеснялся, лишь поглядывал на Яну, пока не гас свет. Она тоже поглядывала на него тепло и приветливо.
Знал Колька, что она местная учительница, дочь старика Коялхота, с которым Колька был в одной ловецкой бригаде.
Да еще в домишке, где до Кольки жил какой-то парень, над койкой осталась ее фотография. На ней Яна снята в тундре среди кочек.
Парень куда-то делся, как после выяснил Колька, послали его учиться на штурмана: к весне Олховаям купит рыболовные боты. А управлять ими некому. Уехал парень даже фотографию не взял. Поговаривали, что он вроде и не думает возвращаться. Ныне штурманы всюду в цене.
Колька, нервно куря, глядел, как подходила невысокая тонкая Яна, почти девчонка.
Черные глаза ее глядели приветливо, и над губой готова была вздрогнуть в улыбке родинка.
— Давайте помогу! — поднялся Колька с кочки и протянул руку к большому березовому туесу, доверху наполненному сизой, крупной, как виноград, жимолостью.
Родинка дрогнула. Яна отдала тяжелый туес. И, шагая рядом, Колька удивленно косил на нее глазом. Как бы она донесла ягоду? Тяжесть-то...
— Своя ноша не тянет, — откликнулась Яна.
Село приближалось, а разговор не налаживался, как костер в мокрой тундре: покажется язычок пламени и пропадет.
Навстречу резво пробежала собачья упряжка. В нарте — Коялхот. Что-то крикнула ему Яна по-карякски, но старик сделал вид, что не заметил ее.
— Скучает по тундре, — сказала Яна.
— Говорят, он был хорошим пастухом, орден имеет, — подхватил Колька.
О, у нее отец — настоящий мужчина. В тот день, когда он промахнулся, не накинул чаут на рога летящего оленя, он покинул тундру. Не любит тундра слабых. Тосковал. Но никто не услышал от него жалоб. Попросился в рыбаки. Хоть и нелегко управляться с вентерями в полыньях — майнах, однако там не надо день и ночь быть на ногах, караулить оленей долгими зимними ночами, когда такой холод, что кровь стынет в жилах. Пока Яна рассказывала об отце, тропинка прибежала в село. Возле своей хибары Колька придержал Яну за локоть, сказал, сдерживая задрожавший голос.
— Может, зайдем? Чайку выпьем. Посидим.
Яна нахмурилась, резко взглянула на него.
— Я здесь свой чай уже выпила, — она взяла туес и, не попрощавшись, торопливо пошла прочь
Н-да... Колька закусил губу. И, придя домой, долго разглядывал фотографию над койкой. Тоненькая, крепкая. Стройные, сильные ноги... Откуда она взялась такая? На отца, костистого, кривоногого и длиннорукого, она ни капельки не похожа! Не походила и на мать, обрюзгшую, широкоскулую старуху.
На другой вечер они сидели рядом в кино, из клуба Колька проводил Яну до ее крыльца. Потом она пригласила его в школу. Как-никак он бывший пограничник, ребятишкам будет интересно послушать, как он служил.
В учительской весело трещала печка. Яна живо поднялась из-за стола, протянула руку. Указательный и средний пальцы были в лиловых чернилах, как будто только что рвала учительница переспевшую ягоду голубику, что густо усыпает осеннюю тундру. Она кивнула на стенку, за которой шла веселая перемена.
— Пусть отдохнут...
Выглядела она свежей и юной, такой юной, не подумаешь, что это учительница. Колька почувствовал с ней себя легко и свободно, точно они были знакомы бог весть сколько.
Вошли в просторную светлую комнату, где стояло всего шесть парт. Ребятишки, увидев учительницу и гостя, мигом разбежались по местам. Они тяжело дышали и стреляли глазами.
— А какой скоро праздник, дети? — спросил он бодро.
Несколько розовых ладошек потянулись вверх. Черные глазенки умоляюще уставились на учительницу — каждому хотелось ответить. Яна сделала выбор: «Ваня Алё скажет». Счастливчик встал, одернул пиджак, под которым розовела нижняя рубашка. Яна шепнула: «Опять забыл надеть верхнюю». Доверчиво поглядывая на Кольку, Ваня выпалил:
— Седьмое ноября!
— А что это за праздник? — продолжал допытываться Колька.
Мальчишка молча соображал, что ответить.
— Ну так что это за праздник? — Колька нетерпеливо забарабанил пальцами по столу, откинулся поудобней, заложил ногу за ногу.