Забыв о боли, Горбачев стремительно вскочил на ноги и, сдернув с плеча автомат, закричал: «Цепью, в атаку, бегом!» Десантники рванулись к песчаному холму, из-за которого взметнулись красные огоньки.
В этот момент группа Симушина уже вела огонь из узких окон захваченного караульного помещения. А трое солдат «противника» уныло сидели в углу под присмотром Виктора Андреева, которому совсем не хотелось кого-то сторожить в то время, когда начиналось самое интересное.
Взбежав на гребень холма, взвод Горбачева скатился вниз и, преодолев проволочные заграждения, ворвался на территорию складов. Дальше все было несложно. Натаскав в кучу деревянных ящиков, ветоши, жестянок, десантники заложили несколько взрывпакетов и разнесли кучу вдребезги, имитируя взрыв склада. Теперь можно уходить, тем более что дозорные доложили о приближении нескольких бронетранспортеров «противника».
Взвод Горбачева догнал роту у входа в горное ущелье. Коротко поблагодарив десантников и особенно группу Симушина, капитан Сердечный спокойно объявил, что отдыха не будет. Подразделение получило новый приказ — атаковать населенный пункт, где размещался штаб «противника». Десантникам предстояло пройти маршем пятнадцать километров по крутым склонам серо-желтых холмов, усеянных острым сыпучим гравием, через мутные горные речки. И победить.
Поправка на штормовую погоду
«Быть может, во мне говорит профессиональное пристрастие, но я не знаю другого места, где бы поэзия и проза так тесно соприкасались друг с другом, как в море. Оно с одинаковым изяществом укладывается в ритмы рифмованных строк и в строки производственных отчетов. Я не первый год хожу по Балтике, но до сих пор не могу отказать себе в удовольствии хотя бы несколько минут постоять на капитанском мостике не у штурвала, а просто так — любуясь, как вечернее солнце при безветрии опускается в воду, хотя одновременно разум диктует мне: «Штиль — твой враг!» В полный штиль опущенный за борт трал слипается...» — говорил Янис Шуба, когда мы возвращались в порт.
Было около четырех часов ночи. Яниеа Шубу я ждал на окраине Лиепаи, возле управления рыболовецкого колхоза «Большевик». Рядом шумело море, и после обильного дождя в свежем воздухе стоял запах водорослей. Пройдя за бетонную стену здания, я оказался на узком песчаном пляже. В лицо ударил холодный и резкий ветер. Темное Балтийское море было неспокойно. Волны нескончаемой чередой накатывались на берег. Где-то далеко звездное небо и море сливались в единое целое, куда, кажется, можно смотреть бесконечно, и чем дольше смотришь, тем явственнее чувствуешь округлость моря и слышишь его волнение...
Постепенно перед зданием управления затихает тарахтение мотоциклов и шуршание велосипедов. Люди исчезают за калиткой порта...
Час назад Янис Шуба позвонил мне в гостиницу и сказал: «Выходим».
Всматриваюсь в фигуры и лица шагающих к калитке рыбаков, чтобы угадать среди них молодого капитана. О нем я пока знаю мало. Знаю, что он был делегатом XVII съезда комсомола, что ему 26 лет и что в колхозе его зовут «мастером кильки». Вероятно, Янису было проще узнать меня, так как в этот час среди шагающих рыбаков я был единственным, кто праздно стоял на месте. Янис подошел, протянул руку и деликатно спросил:
— Вы меня ждете?.. Идемте посмотрим, может быть отбой.
Высокий, широкоплечий, он шел быстро, прямо держал спину. Уже на пирсе я спросил Яниса, почему они выходят в море ночью.
— Чтобы успеть поставить трал до восхода солнца. Утром хороший лов. — Он говорил медленно, тщательно подбирая русские слова. — Сейчас, осенью, частые смены ветра, потому далеко в море не уходим.
По обе стороны пирса ошвартованы небольшие суда. Слышен гул машин. Во внутренней бухте маленькие рыболовные боты — РБ, почти без надстроек, но и на тех и на других судах через грузовые стрелы перекинуты сети. Два-три суденышка уже выходят в море, и в темноте видны удаляющиеся гакобортные огни.
— Вот и наши суда, — кивнул Янис на ошвартованные в три ряда друг к другу и к пирсу суда. — На них новейшие приборы и машины в триста лошадиных сил...
Люди все подходили и исчезали в своих кубриках. Только слышалось короткое: «Свейки!» — «Здравствуйте...» Мы прошли через два траулера на третий. При тусклом освещении я прочитал на спасательном круге: ТБ-7. Янис провел меня через корму на правый борт и пригласил в свою небольшую каюту. Даже для одного Яниса каюта с двухъярусной койкой была явно тесновата. Я вышел на палубу и поднялся на крыло мостика, откуда увидел немолодого, крестьянского сложения латыша в шестигранном картузе: сидя на крышке трюма, он — в луче прожектора — перебирал сеть.