— Надо слушать остальных, чтобы кучности не было. За нами тянется четырехсотметровый трал. А в нашем квадрате тридцать судов.
На самописной ленте эхолота рядом с сочными дорожками, показывающими песчаное дно, плотные точечки — это треска. Янис берет ленту и, словно читая ее, просматривает сверху вниз:
— Разве это рыба? Вот в сезон кильки — в феврале, марте, апреле бегаешь, бегаешь по морю, ищешь кильку — и вдруг на ленте густая полоса. Значит, над грунтом повис плотный косяк. И потом поднимаешь тонн двадцать на зависть другим капитанам. Буквально не успеваешь ставить трал...
Было понятно, что Янис скучает по размаху, который требует не только полной отдачи, но и таланта. После окончания училища он пришел помощником на судно капитана Иманта Шталберга, которого называли королем кильки. В колхозе есть мастера и по ловле трески, камбалы... Одним словом, Янису повезло: он два года поработал с большим мастером промысла. И когда в конце 1971 года капитан Шталберг ушел плавать на больших судах, его место занял Янис Шуба. Когда-то в Латвии секреты рыбацкого ремесла передавались из поколения в поколение в пределах одной семьи. Теперь чаще встретишь другое — секреты передаются от старшего товарища младшему, неважно, какой он фамилии, был бы ученик способный...
— Пока все идет хорошо, — разглядывая ленту, заключает Янис. — Может, пойдете на камбуз, закусите? На меня не смотрите, я теперь до конца дня не сойду отсюда.
Погода портится, видимость ухудшилась. Небо затянули низкие тучи. Эфир по-прежнему полон голосов. «РБ-ешки» возвращаются домой. При такой погоде работать не могут, да и поговаривают, что рыбы мало. Янис повернулся к рации, покрутил ручку и, поймав какую-то станцию, вслушался в английскую речь, затем перевел:
— Шведы передают штормовое предупреждение. В северной части Балтики ожидается семь-восемь баллов, ветер юго-восточный... Знаете, каждая рыба имеет свой ветер и по-разному ощущает атмосферное давление. Например, кильке вот этот ветер не нравится — и косяк рассыпается. А треска, чувствуя, что начинается шторм, уходит в камни, и именно в это время ее очень много попадает в трал. Один хороший трал мы уже подняли, и у меня не было основания не поставить второй... Подержите минутку штурвал, — неожиданно попросил он и вышел из рубки. Вернувшись, протянул мне бушлат: — Наденьте, ветер крепчает.
Я с трудом натянул на себя бушлат и, глядя на Яниса, вдруг представил, каким еще мальчишкой вышел он из мореходки. Он был шире меня в плечах, но этот бушлат и на меня был мал. Увидев, что рукава коротки, Янис сказал:
— Бушлат еще со второго курса, а может, это и не мой — брат тоже учился в мореходном...
Я понял, почему Янис вдруг осекся, извинился и взял бинокль:
— Тут должен быть буй, его нельзя выпускать из виду.
Несколько лет назад старший брат Яниса погиб в Атлантике. В СРТ, где он был старшим помощником капитана, врезался иностранный танкер, пересекавший курс траулера. На шедшем неподалеку судне не успели даже увидеть, как это произошло, только вдруг заметили: напарника нет. Когда после гибели брата Янис уходил в море, мать просила сына не делать этого...
— Ребята сожалеют, — ставя бинокль на место, сказал Янис, — что не могут угостить гостя хорошей ухой: сильная качка.
Действительно, судно болтало на волне как яичную скорлупу. Ни одной секунды покоя, все время надо находить опору для ног и рук. Волна стала крупнее, и капитан переложил ручку телеграфа на «средний ход». На «полном» может сорвать трал. Надеясь услышать от Яниса рассказ о каком-нибудь критическом случае, я сказал, что на таком суденышке их, вероятно, не раз трепал шторм и что на высокой волне траулер может перевернуться. Как и следовало ожидать, Янис ответил одной фразой:
— Какой рыбак скажет, когда ему было трудно?.. — Но, смутившись, стараясь быть вежливым, нехотя стал вспоминать, как однажды в шторм решили они укрыться в Вентспилсе, но у ворот порта создалось мощное ветровое течение и войти в порт было непросто... Янис вдруг с тревогой посмотрел на эхолот и быстро начал перекладывать руль право на борт, одерживать и снова перекладывать его.