Теперь он лежал и ждал, когда машина подойдет вплотную к штабелю, когда немцы сами откинут кузов. Ждал еще и потому, что это позволяло другой машине, в которой был Кулешов, подъехать поближе. Теперь немцы разговаривали почти над самым ухом, спорили о чем-то, переругивались. Но вот загромыхал борт, и, прежде чем он отвалился, Найденов быстро поднялся, одну за другой швырнул бутылки в глубину штабеля снарядных ящиков и, перехватив автомат, ударил по бегущим к нему немцам. Выскочил, длинной очередью провел по машине, которая сразу вспыхнула ярким бездымным пламенем. Найденов увидел, как загорелась вторая машина, стоявшая у другого штабеля, и засверкали вспышки автоматных очередей из-под ее колес...
Когда машины скрылись в темноте, Семенов постоял молча и вдруг резко повернулся.
— Уходим, — глухо сказал он. И пошел в глубь леса, ничего больше не говоря, не объясняя. Да и что было объяснять? Все знали, что после взрыва, даже если взорвется только одна машина, немцы прочешут лес. А у разведчиков была карта со многими важными пометками, и ее надо было непременно донести до своих.
Долго шли они через лес, приглядываясь и прислушиваясь, чтобы ненароком не напороться на немцев. Остановившись передохнуть, молчали, не зная, о чем можно говорить в такую минуту. Тишина лежала вокруг, и казалась она еще глуше оттого, что вдалеке рокотал фронт.
— А может, их?.. — тихо проговорил Звонковой.
— Не может, — тотчас откликнулся Семенов. — В любом случае свои машины они бы взорвали...
Он не договорил. Дрогнула земля под ногами, полыхнуло зарницей по затянутому тучами небу, и тяжелый грохот шквалом прошел над лесом.
Семенов снял фуражку, и Звонковой с Ревякиным стянули свои мокрые шапки-ушанки, стояли, смотрели на широкий огонь, полыхавший над горизонтом.
— Лейтенант Найденов! Красноармеец Кулешов! — словно запоминая эти имена, произнес Семенов. И задумался, что бы такое сказать об их подвиге. — Родина вас не забудет. — И снова задумался. Но на память приходили обычные фразы, какие много раз говорились над могилами павших...
С рассветом появились самолеты, высматривая, низко закружили над лесом. Весь день разведчики лежали под кустами, а с темнотой снова отправились в путь. И хоть каждую минуту ждали встречи с врагом, все же вздрогнули, услышав короткий окрик:
— Хальт!
И сразу же над головами прошла автоматная очередь.
— Звонковой, в прикрытие! — приказал Семенов. — Ревякин, за мной!
Они метнулись в сторону, скатились в глубокий овраг, пошли прямиком по кустам, переступая через узенький ручеек. Сзади застучали автоматы, потом громыхнули гранаты — одна, другая, третья. И все стихло.
— Вася! — сказал Семенов, и Ревякин удивился такому никогда прежде не слыханному от лейтенанта обращению. — Вася, возьми планшетку, ее надо любой ценой доставить в штаб.
— А вы?
— Следующий бой — мой, ясно?
— Нет, не ясно. Вы командир, вы и доставите планшетку.
— Не спорь, помначпрод. Я опытнее тебя, я лучше прикрою.
Они попытались выбраться из оврага и отпрянули от быстрых частых автоматных вспышек. Сразу же где-то рядом громыхнула граната, осколки дождем зашумели в кустарнике.
— Уходи в кусты! — приказал Семенов.
— Товарищ лейтенант, я не могу вас оставить!
— Уходи! — с неожиданной злостью выкрикнул Семенов. — Эта карта дороже моей жизни, понял?! Уходи. Ради победы...
Прошел час, прошел другой, а Ревякин все полз через кустарник. Впереди показался бугор. Ревякин перевалился через него и упал в узкую щель. И сразу понял, что попал в траншею, вскочил, готовый защищаться. И вдруг услышал знакомый голос:
— Ты?!
Перед ним был тот самый матрос с щегольскими усиками, который провожал их на передовой перед выходом в разведку.
— Откуда ты взялся? — спросил Ревякин.
— Я-то на месте, а вот ты откуда?
— Оттуда.
Приподнявшись, матрос посмотрел в темень, мельтешащую вспышками выстрелов, словно там можно было разглядеть что-то важное.
— Понимаем, — сказал он. — Как не понять. Уходили пятеро, а вернулся один...
Владимир Рыбин
Трипура у подножья гор
После окончания МГУ я была направлена в Непал на стажировку в Трибхуванском университете. Я должна была изучить непали, государственный язык Непала. Но, кроме языка, я пыталась понять эту страну, о которой так много написано, но о которой мы так мало знаем. И вскоре я убедилась, что, кроме более или менее известного по книгам Непала — страны великих Гималаев и «снежного человека», — существует еще и Непал, где города и городки стоят гуще, чем в самой населенной европейской стране. (Меня прежде всего заинтересовал именно этот Непал, «трипура» — «троеградие» долины Катманду.