Итак, ввиду отсутствия деревьев, зверек принялся рыть норы. А поскольку под землей не пользуются ни балансиром, ни парашютом, хвост уменьшился до совершенно смехотворных размеров для животного, настаивающего на своей принадлежности к семейству беличьих.
Его нора — это целая разветвленная система, включающая коридор, вестибюль, спальню и туалетную. Камбуза нет: луговая собачка не делает запасов. Она жует траву, поедает злаки, а с наступлением зимы впадает в спячку — как сурок. Землю, вытащенную из внутренних галерей, она выкладывает перед входом наподобие бруствера. Иногда размерами холмик напоминает земляную хижину, где могут обитать до шести жильцов зараз, причем один из них, вытянув нос по ветру, сторожит в позе белки.
Расположенные в пяти-шести метрах друг от друга, эти «дома» соединены тропинками, по которым соседи ходят в гости. Американские индейцы называют системы нор «деревнями». При приближении человека сторож принимается тявкать, оповещая жильцов об опасности. По сигналу тревоги «деревня» вымирает: сторожа скрываются тоже. Но через какое-то время из верхушек домов вновь выглядывают настороженные глазки.
На юге Соединенных Штатов «деревни» луговых собачек соединились между собой так, что, если лететь на самолете над некоторыми районами, можно было бы видеть невообразимое созвездие холмиков — уже не деревни, а целый мегаполис длиной 1600 километров, шириной 400, с населением в 400—500 миллионов особей!
Но одна деталь. Все это было в те времена, когда юг США принадлежал индейцам, а значит, там не летали самолеты. С появлением бледнолицых ситуация изменилась. Белым поселенцам нужен был фураж для скота, таким образом, их интересы столкнулись с интересами луговых собачек. В ход пошли ружья и ловушки, в местах особой концентрации были рассыпаны тонны стрихнина. Луговым собачкам пришлось несладко. К сегодняшнему дню их колонии сохранились лишь в засушливых местах, непригодных для скотоводства. Но и там им грозит гибель — на сей раз от автомобилей. Дело в том, что у «тявкающих белок» проснулась особая любовь к шоссе, куда они выбегают погреться на теплом асфальте с наступлением сумерек.
Мало кто сравнится с белкой очарованием и грациозностью. Именно эти качества побуждают многих делать из них домашнюю забаву. Выражение «как белка в колесе» идет именно от этой страсти к одомашниванию вольнолюбивых созданий: быстро убедившись, что без клетки зверек проникает во все закоулки дома, хозяин заключает его в неволю. А так как белка должна ежедневно совершать свою порцию движений, ей ставят за решетку колесо. Она грызет все, что попадает на зуб — но не от дурного нрава, а просто потому, что быстро отрастающие резцы, если их не стачивать, вскоре достигнут такой длины, что зверек просто не сможет есть.
Не слишком ли жестоко держать белку в клетке? Некоторые считают, что вскоре это будет единственный способ уберечь ее от уничтожения. Даже англичане ополчились на серую белку, завезенную на острова из Америки в 1890 году. Она расплодилась в таком количестве, что угрожает частным лесам. Охотиться на нее непросто. У серой белки такой густой мех, что в нем застревают дробинки.
— Для них требуется волчья картечь! — в отчаянии восклицают английские охотники.
В конечном счете было решено озадачить «беличьей проблемой» ученых, и сейчас от их вердикта зависит дальнейшая судьба этого зверька в Великобритании. Будем надеяться, что хвост послужит ему талисманом от дурного глаза.
Морис Кейн
Перевел с французского В. Тишинский
Рожденная солью Тузла
В Тузле, городе под склонами горы Маевицы в северо-восточной Боснии, мне первым делом показали развалины.
Осевшую поликлинику, покосившийся музей, чьи стены иссечены глубокими трещинами. Кривая и по-восточному узкая улица разрушенных домов...
Полное впечатление того, что город не оправился после массированного налета. Но рядом с разваливающимися остатками турецкого захолустья видишь светлые многоэтажные дома, широкие улицы и площади, украшенные памятниками. И понимаешь: не случайно многолюдье, по делу спешат машины, город жив. А первопричина всего — и этих развалин, и этого нового города — соль.
...Шел под вечер с поля усталый крестьянин, захотелось ему испить холодной водицы из ручья, сбегавшего в долину с окрестных гор. Наклонился он, зачерпнул пригоршню и поперхнулся: вода была соленая-пресоленая. Крестьянин позвал односельчан. Оказалось, что ручей протекал сквозь соляную гору.