Конечно, певунья Мегги не могла сравниться в физической силе с мужчинами, но она внесла в наш «футбольный зал» тот уют, который умеют создавать только женщины.
Ночной, более трудной и ответственной сменой взялся руководить Виктор Загороднов. У него тоже был помощник — студент четвертого курса медицинского факультета из Монреаля, канадец Улдис Аудер. Его Джон нанял работать на «Джей-Найн» в качестве лаборанта, так как он при необходимости мог оказать первую медицинскую помощь и не требовал таких баснословных денег, как настоящий врач. Вторым же помощником был Билл Рейдан — молодой профессиональный менеджер, то есть начальник. Обработал в Проекте как организатор доставки грузов в «Джей-Найн» и должен был взять на себя заботу об эвакуации станции по окончании сезона. Не имея какого-либо технического или естественного образования, он во время основных работ подменял Джона. К нам его Джон приставил для того, чтобы Билл научился тонкостям работы «русским буром». Билл, по-видимому, был хороший начальник, но, к сожалению, несведущий, не имеющий вкуса к технике человек.
Несмотря на такое, казалось бы, большое число людей, занятых в бурении, к концу двенадцатичасовой вахты люди буквально валились с ног. Юра и Виктор колдовали над бочками со спиртом и водой, подбирая нужную концентрацию, стояли за рычагами, поднимали и спускали бур и делали еще многое другое, что должно было обеспечить бурение. Но, главное, я умолял всех не спускать глаз с электрических лампочек, которые бесцветно горели в залитой солнцем палатке. Эти лампочки, дублированные звуковым сигналом и стрелками ампер- и вольтметров, должны были погаснуть, если вдруг прекратится подача электроэнергии или перегорит бур. В этом случае надо было немедленно, любым способом поднять бур хотя бы на полметра вверх от дна скважины, чтобы он попал в спиртово-водный раствор и тем самым был спасен от вмерзания.
Пока оператор всматривался в лампочки, натянутый трос и неподвижные стрелки приборов, я с буровыми помощниками должен был разложить на стеллаже, измерить и описать керн, вырезать из него необходимые образцы для анализов. Остальное полагалось упаковать в пластик и уложить в двухметровые цилиндрические пеналы из толстого, оклеенного сверху серебристой фольгой картона. Потом мы укладывали эти пеналы в большие плоские фанерные ящики по пять штук, засыпая все пустоты снегом, заколачивали ящики и складывали их в автомобильный рефрижератор, который американцы, не доверяя антарктическому холоду, завезли в лагерь «Джей-Найн».
Нас просили ежедневно сообщать на Большую землю о ходе бурения. Мы прошли немногим более половины толщи ледника, когда выяснилось, что спирта хватит еще лишь на шестьдесят метров. И опять помчались телеграммы... Наши помощники, да и мы вроде бы приуныли, но вдруг из Национального научного фонда пришла телеграмма: «Игорь, бури не останавливаясь, мы все здесь на твоей стороне...»
И вот, когда спирта оставалось еще на несколько часов бурения, из Мак-Мердо — как всегда ночью — прилетел четырехмоторный самолет. На борту у него был срочный груз: две двухсотлитровые бочки чистейшего спирта. Так день и ночь, без остановок, мы бурили вплоть до 13 декабря. Керн все время шел почти одинаковый — однообразный, пористый, без каких-либо прослоек, явно ледникового происхождения.
13 декабря меня разбудили в 5 утра. Случилось короткое замыкание. Бур удалось вовремя поднять. «Сейчас уже вытаскиваем», — сообщил Имантс и ушел обратно в «футбольный зал». Вскакиваю, бегу к буру. «Короткое замыкание могло быть из-за того, что бур достиг горизонтов соленого льда», — думал я по пути к нашей палатке.
На стеллаже для кернов лежал еще мокрый, покрытый коркой льда «раненый» бур, с ним уже возился Витя, отсоединял провода, искал причину аварии. Рядом лежал нижний кусочек какого-то странного, жухлого, как бы губчатого керна, грязного от угля сгоревшей изоляции.
Попробовали на вкус кусочки керна — соленый! Море уже было рядом. Достали новый, запасной бур, тщательно заизолировали все сомнительные места, заполнили спиртом и опустили вниз. И снова сюрприз. Если час назад бур при спуске шлепался о поверхность жидкости в скважине на глубине 65 метров, то в этот раз он ударился о воду на глубине 42 метров. Это значит, что уровень жидкости внезапно поднялся, конечно же, в связи с тем, что в скважину начала поступать откуда-то сбоку морская вода, и поднимался до тех пор, пока не установилось гидростатическое равновесие с морем.