Но вдруг откуда то донеслись тревожные сигналы сирены, и прямо к трапу подкатил, мигая, белый фургон с надписью «Эмбуланс», что значит «Скорая помощь» Только в отличие от нашей «Скорой» крест на борту был не красный, а черный — Мальтийский крест.
Двое молодых людей парень и девушка в форменных одеждах, выскочили из машины. «Вы доктор Зотиков? Вы мистер Смит?..» И через секунду нас уже укладывали на белоснежные накрахмаленные со складками простыни, которыми были покрыты двое носилок в машине. «Нет! Нет!» — пытались было вяло протестовать мы только сейчас осознали, что в наших пропитанных соляром и сажей рваных куртках, огромных, когда то белых бутсах мы были такие грязные. Но нас не слушали взревела сирена, и машина понеслась.
Вскоре мы оказались в просторном зале. Одна половина его была свободной и пустой, вторая — разделена белыми простынями на небольшие как бы загончики или пеналы. Когда меня ввозили в этот зал, я заметил, что в нескольких загончиках стояли такие же каталки, на которых лежали покрытые одеялами люди. В один такой отсек вкатили и меня.
Врач, говоривший со мной, вдруг, глядя на двери, умолк. Я приподнял голову и увидел у противоположной стены двух высоких молодых и краснощеких полицейских в фуражках с околышами, покрытыми черными шашечками, как отличительные знаки наших такси. Полицейские неуверенно озирались, пытаясь привыкнуть к новой для них обстановке и разобраться, в котором из загончиков лежит тот, кого они ищут. «Не ожидал, что они будут так скоро…» — подумал я.
Немую сцену прервал голос из соседнего со мной пенала. Это был басовитый, громкий голос, привыкший приказывать. Даже занавеска, разделяющая нас, заколыхалась. По-видимому, говоривший еще и жестикулировал.
— Лейтенант, я здесь. Спасибо, что пришли навестить. Для вас есть работа. Возьмите у этого мистера, что рядом со мной, его паспорт и декларацию, езжайте в международный аэропорт и попросите Джона, чтобы он оформил формальности по въезду этой персоны в нашу страну. — Голос оставался таким же громким, но внезапно металл начальника пропал. По видимому, лежавший обращался ко мне или ко всем обитателям отсеков.
— Я начальник полиции города.
Крайстчерча, — сказал он, — меня только что привезли сюда, наверное, аппендицит. Мои мальчики — шустрые ребята, сделают все в два счета. Не волнуйтесь, мистер.
— Сэнк"ю — смог лишь выговорить я.
Сестры
Часа через два меня раздели, осмотрели, сделали рентгеновские снимки и отвезли наконец на место моего постоянного пребывания, в палату номер один. Здесь стояло двадцать или тридцать коек. Между кроватями помещались тумбочки, в центре палаты стоял огромный стол, похожий на стол для пинг-понга, только подлиннее.
Я вспомнил, что, когда улетал из Антарктики, один из американских врачей сказал мне: «Игорь, обрати внимание на сестер, когда будешь в Чи-Чи» — так зовут американские моряки Крайстчерч.
Странно, чем же они отличаются от других медсестер? По палате от кровати к кровати сновали невысокие, крепко сбитые, деревенского вида девушки. Ни маникюра, ни косметики. У всех на ногах темные чулки и простенькие туфли. Зеленоватое платье-халат одинакового покроя, на коротких, по локоть, рукавах нашиты красные лычки. У кого три, у кого одна. Одна лычка — первый год после школы сестер, три — значит, работает три года и больше. Никто не улыбался завлекающе, не стрелял глазами. Такие простушки пастушки — ничего особенного, и все таки что-то было необычное. Вот одна из них подбежала к кровати я вдруг понял, что необычно, — они все делают бегом или вприпрыжку. Они же не ходят! Вроде исполняют какой-то танец нескончаемого балета. Та из них, которая подбежала к кровати моего соседа, театральным жестом вытащила из-под его головы подушку, взбила ее, легчайшим движением снова подсунула под голову, а потом протанцевала к другой кровати.
После обеда на столе появляются тазы с водой, и здесь же, в палате, те же девочки моют посуду. К вечеру на этом же столе сестрички раскладывали и подбирали лекарства для вечернего приема.