Все короче, серее становились дни, ниже опускалось тяжелое небо. Жесткий ветер рвал листву с деревьев. В опустевшей роще голые стволы стояли неприбранные, торча рогатками сучьев. Лишь одинокие листики жалобно трепетали под порывами ветра.
В эти дни ясень на опушке сразу стал заметнее: вся крона его, пышная, живая, была унизана крупными гроздьями крылатых семян. Их сек дождь, бил град и снег, их трепало в непогоду так, что, казалось, они давно должны оторваться и улететь. А им было все нипочем. Только из сочных, зеленых они стали сухими, желтыми и раскачивались в вышине, как диковинные цветы.
Все кругом завалило снегом, но шло время, и солнышко чаще стало выкатываться на небо. Остановившись однажды под своим деревом, я почувствовал теплое касание пахучего ветра, прилетевшего из дальних стран.
Под ногами на чистом полотне наста заметил темные черточки, присел и взял на ладонь крылышки липы с точечками семян-орешков. Чуть дальше под еловыми лапами будто желтый дождик брызнул: это семена ели выпали из раскрытых шишек, словно птенчики выпорхнули. Ага, пришло время — полетели из родного гнезда в разные стороны. Рядом на старую лыжню приземлились, как на аэродромное поле, крошечные самолетики — семена березы.
Скорую весну чуют деревья, пускают семена по ветру. И только мое дерево на опушке упрямо шелестело сухими гроздьями. Оно еще дожидалось своего часа, чтобы пустить по теплым воздушным волнам свои крылья-семена, полететь над весенней землей и посеять новую жизнь.
Владимир Лебедев
Тайна мистера Визеля. Эрик Фрэнк Рассел
Нас было шестеро в душном купе старого железнодорожного вагона. Напротив меня сидел толстяк Джо. Я узнал его имя из обращений к нему менее толстого человека, его соседа, которого звали Эл. Место у окна было занято коммивояжером с усталыми, но цепкими глазами. Напротив него сидела молодая пара, притворявшаяся, будто может обходиться без воркования.
Последние семьдесят миль Джо и Эл провели за анализом политического положения — вели его раскатистым полушепотом и с мрачным усердием. Комми делил свое внимание между их беседой, «Теплотехническим справочником» с ушастыми страницами и любительской игрой молодой четы в (ветеранов брака. Грохоча и сотрясаясь, длинный поезд прокладывал себе путь по стрелкам, быть может, полусотни пересекавшихся линий. Вдруг (раздались визг и шипение тормозов. Джо и Эл замолчали. Мы услышали удары и хлопанье дверей.
— Манхэниген, — сказал комми, протирая запотевшее окно. — ...И идет дьявольский дождь.
Неожиданно дверь нашего купе распахнулась, и в него, дробно семеня ножками, вошел маленький человечек. Заботливо закрыв за собою дверь, он широко улыбнулся нам и выбрал место на противоположной скамье, между Элом и коммивояжерам.
— Какой ливень! — заметил он, вытирая дождевые капли на лице большим малиновым платком. — Прекрасно! — Он снова просиял и восторженно вздохнул. — Это живительная влага!
Как обычно бывает в подобных случаях, все взоры обратились к вошедшему. Он «был новым спутником наших бездельных часов, предметом внимания, разнообразящим скуку. Выпрямившись, любезно улыбаясь, сдвинув ножки на полу, он баюкал свой баул на коленях и терпеливо сносил наше любопытство.
У него было круглое, пухлое, гладковыбритое лицо и ротик проказливого эльфа. Волосы железно-серые, довольно длинные, очень кудрявые. Тельце было снабжено небольшим брюшком, а ножки только-только доставали до пола.
Странными были только его глаза — слишком подвижные, слишком проворные.
— Поезд немножко опаздывает, ребята, — весело сказал он.
— Мы пришли с опозданием на двенадцать минут, — сообщил комми. — Там, впереди нас, на линии что-то случилось. — Он наклонился вбок, пытаясь рассмотреть баул маленького человечка
— Это плохо, — сказал человечек — Быстрота — одна из основ действия.
— А остальные какие? — спросил, ухмыльнувшись, комми.
— Энергия, предусмотрительность и воображение, — самодовольно отозвался человечек. Он отечески улыбнулся молодой чете, немедля возобновившей любованье друг другом.
Комми опустился на место и углубился в свою книгу. Сказав согласное «угу», Джо прекратил споры с Элом и уставился через живот своего товарища на новоявленного оракула. Человечек обратил свое общительное сияние ко мне.
Тогда-то мое внимание и привлек его баул, на который украдкой подглядывал коми. Необыкновенный баул. Цилиндрический, с ручкой посредине, сделанный из кожи, напоминающей змеиную, какого-то загадочного экзотического существа — окраски, не поддающейся описанию. Ни крышки, ничего, похожего на замок. Я лишь мельком заметил яркую наклейку на конце, обращенном к коммивояжеру. Вскоре я потерял к баулу всякий интерес, протер окно и стал следить за дождливым пейзажем, проносящимся мимо со скоростью шестьдесят миль в час.