я гончара. Появилось много фабрик, где все эти горшки, кувшины сотнями за час сходят. Люди их предпочитают покупать, потому что они дешевле. И кому какое дело, что нет в этих изделиях тепла человеческих рук...
Вот и осталось у нас в поселке гончаров раз, два да обчелся. Один за другим старики бросают старое ремесло, боюсь, как бы мне не остаться самым последним. А дело к этому идет. Возьмите, сеньор, трех моих сыновей. Ни один не захотел не только гончаром стать — в селе жить не пожелали, подались в большие города, на заводы. Видите, недаром вокруг меня только соседские девчушки крутятся. По правде сказать, скучно у нас, тихо: вот молодые и бегут куда подальше. Ну а я все сижу возле отцовского гончарного круга. Несколько лет назад купил электрический, современный, но работать на нем по-настоящему так и не смог. Кажется, все что-то не так получается. На отцовском-то тоньше изделие выходит. Ведь наше ремесло — искусство, хотя не всякий это понимает. Но я-то, поверьте, чувствую...
Сеньору нравится вино? Сам делаю, причем храню в специальных глиняных чанах своей работы — так лучше аромат сохраняется, да и не нагревается оно в жаркие дни. А по вечерам, когда натружусь сильно, читаю. К книгам здорово пристрастился. И — хоть смейтесь, хоть нет — даже сам стихи пишу. Соседям, конечно, об этом не говорю — засмеют. Но вот однажды меня даже в газете, в Бадахосе, напечатали. Мол, это стихотворение написано известным альфареро Лусиано Ногалесом. Нет-нет, знакомые не узнали: здесь редко кто газеты читает.
Гончар встает, медленно, усталой походкой подходит к старому деревянному шкафу и достает пожелтевшую газетную вырезку. Я читаю немного наивные, трогательные строки, где человек рассуждает о сути своего ремесла. Я попытался перевести первое четверостишие такие образом:
Старательно в руках я глину разминаю,
А пальцы чувствуют тепло твое, земля родная.
И мысль одна владеет гончаром при этом:
как передать тепло земли другому человеку?..
С тех пор я не был в Сальватьерра. Но хочется верить, что мастер Лусиано в добром здравии и продолжает трудиться, что он все же не останется там самым последним альфареро.
И все же времена меняются. Пришедшее к власти после всеобщих парламентских выборов в октябре 1982 года правительство Испанской социалистической рабочей партии объявило курс на перемены. Перемены должны коснуться всех регионов страны, всех сторон жизни испанского народа — экономических, культурных, социальных. Левые силы хотят навсегда покончить с тяжелым наследием франкизма, хотя отчетливо сознают, что делать это будет крайне нелегко. Для Эстремадуры перемены должны прежде всего заключаться в том, чтобы дать труженикам землю и работу, чтобы все без исключения дети ходили в школу, чтобы врач регулярно посещал отдаленные селения. Жители Эстремадуры верят в такие перемены. Не случайно социалистам на упомянутых выше выборах удалось провести от Эстремадуры в парламент пятнадцать депутатов из двадцати: раньше здешние избиратели шли за крайне правыми или консервативными партиями.
Долгое время эстремадурцы говорили, что вся остальная страна словно нарочно повернулась к ним спиной, не желая видеть их бед, проблем и забот. Теперь они ждут, что правительство повернется к Эстремадуре лицом. Эстремадура, как и Андалусия, Валенсия, Каталония, Арагон, другие области,— это живое сердце и душа Испании. Это сердце бьется в вечной надежде на лучшие времена.
И. Кудрин, корр. Гостелерадио — специально для «Вокруг света» Мадрид — Бадахос
Батальон
