— А вы будете писать о Карелии или об Австрии? — вдруг спрашивает Вальтер, показывая на разложенные передо мной карты.
— В первую очередь о вас, о нашей встрече,— отвечаю я.— Об австрийской молодежи, которая борется за мир, о тех, кто будет представлять австрийских юношей и девушек на XII Всемирном фестивале молодежи и студентов...
— А вы не могли бы прислать номер журнала? — интересуется Вальтрауд.
— Я подарю вам этот номер,— обещаю я.— При встрече. На фестивале в Москве...
Людмила Журова
На холмах венского леса
На одной из улиц венского района Фаворитен хорошо различима надпись на стене старого дома: «Мин нет». Младший лейтенант Красной Армии (подпись его не сохранилась) в далеком сорок пятом, рискуя жизнью, обезвредил вражеские ловушки и заявил об этом на весь мир: «Мин нет! Живите, люди, спокойно!»
Но нет спокойствия на земле старушки Европы. Тесно сгрудились здесь страны и народы. И никому не безразлично, что делается у соседа.
...Мы едем в Вену. На фоне вечерних гор, угадывающихся по обеим сторонам дороги, изредка вспыхивают одинокие искорки далеких неведомых огней, точно звездочки на ночном небе. Поезд часто ныряет в короткие и длинные тоннели, и тогда мимо окна проносится вереница ярко-желтых светильников, а уши закладывает от сгустившегося грохота колес. Изредка, когда поезд останавливается у маленьких вокзалов, сквозь запотевшее стекло видно, как на залитых светом перронах мечутся расплывчатые тени.
На одной из таких станций, робко постучавшись, заглянул в наше купе паренек лет пятнадцати-шестнадцати. Увидев, что в купе есть места, попросил разрешения войти. Да, конечно, никто не возражает, наоборот, рады попутчику!
— В Вену?
— Да, домой, после каникул,— отвечает паренек, снимая со спины небольшой рюкзак. Достает книгу, а рюкзак забрасывает на верхнюю сетку. Туда же отправляется и зеленая шляпа с узкими полями, пером и блестящей бляхой.
Сидим друг против друга, читаем. Из любопытства я заглядываю в книгу юноши и... попадаю в родную стихию. Вагоны, локомотивы, рельсы, знакомые полузабытые формулы и чертежи.
Карл Хайнц Кинце — так зовут паренька — действительно мой коллега по профессии. Вернее, будущий коллега. Он третий год учится в железнодорожном училище. Закончились рождественские каникулы, которые он провел в провинции у родственников, на носу — очередной экзамен. Осталось учиться еще год.
— А после училища куда: работать или в институт? — интересуюсь я.
Карл Хайнц недоуменно смотрит на меня. Оказывается, австрийские профессионально-технические училища не дают права поступить в вуз. Я задал еще несколько вопросов, и жизненный путь Кинце — пока еще короткий — стал для меня иллюстрацией к системе образования в Австрии. Шести лет от роду Карл Хайнц поступил в четырехлетнюю начальную народную школу. Окончив ее, перешел в «главную», тоже четырехлетнюю,— «обершуле». Потом — техническое железнодорожное училище с четырехлетним сроком обучения. Оно выпускает высококвалифицированных рабочих различных железнодорожных специальностей, но аттестата зрелости не дает.
Чтобы иметь право поступить в институт или университет, надо окончить гимназию, куда подростки идут сразу же после начальной народной школы. Впрочем, есть в Австрии и техникумы (в нашем понимании) — средние профессионально-технические училища с пятилетним сроком образования; там как раз можно получить аттестат зрелости и право на поступление в вуз.
— Мой отец и два старших брата — железнодорожники,— с нескрываемой гордостью говорит Карл Хайнц.— Я тоже скоро стану работать на транспорте. Моя будущая специальность — автоматические системы.
Как выяснилось, семья Кинце — среднего достатка. Нужды она не испытывает, но и не может позволить себе роскошь долго ждать, пока Карл Хайнц окончит институт. В семье уже спланировано, как через год будет распределяться его заработок...
Выйдя на перрон венского вокзала «Зюдбаннхоф», мы поняли, что оделись явно не по погоде. Обычно декабрь в Вене теплый — три-четыре градуса ниже нуля. А тут мы почувствовали довольно крепкий мороз.
— Сегодня у нас минус восемнадцать, как в Москве,— сообщил седой поджарый человек в меховой куртке, альпийской шляпе с серым перышком за лентой и громадных спортивных бахилах.
— Макс,— представился он.— Ваш переводчик. Добро пожаловать!
Говорил он на русском языке легко и свободно.
Язык не поворачивался именовать почтенного пожилого человека Максом.
— Ну что же, называйте, если хотите, Максимилианом Карловичем...
Детство этого человека пришлось на тридцатые годы. Делясь воспоминаниями, Максимилиан Карлович рассказал, что в феврале 1934 года рабочие Вены, Линца и других крупных городов Австрии с оружием в руках выступили на защиту своих прав. Они сражались с отрядами фашистов, громивших социал-демократические и профсоюзные организации. Коммунисты и члены распущенного правительством Шуцбунда (Шуцбунд — в 1920—1930-е годы военизированная организация Социал-демократической партии Австрии, созданная для обороны от наступления реакции, для зашиты республики.) рое суток вели бои с фашистами, полицией и регулярными войсками, расстреливавшими баррикады восставших артиллерийским огнем. Вооруженное выступление рабочих должна была подкрепить всеобщая забастовка, но лидеры социал-демократии сорвали ее. Восстание подавили... Начались расправы...
Девятилетний Макс с родителями (отец был шуцбундовцем) приехал в СССР. Учился в русской школе, техникуме, работал на железной дороге. После 15 мая 1955 года, когда СССР, США, Англия и Франция подписали в Вене Государственный договор о восстановлении независимой и демократической Австрии, семья вернулась на родину. Сейчас Максимилиан Карлович работает в бюро переводов — готовит служебные бумаги и проспекты на русском языке для фирм, торгующих с Советским Союзом, переводит на деловых встречах, совещаниях.
...Утром мы выходим на Лаксенбургерштрассе. Слева от гостиницы — продуктовый магазин, справа — маленький ресторанчик. Вскакиваем в трамваи, идущий в центр.
Разговорчивый старый кондуктор поведал нам, что трамвайная сеть в Вене весьма густая. Вдобавок есть еще «штадтбан» — городская дорога — нечто среднее между трамваем и метро. Она то идет по поверхности, то ныряет в тоннели. Курсируют по Вене и ночные автобусы: в будни — до трех часов, а в субботу — до четырех часов утра.
Центр Вены, как и центр Москвы, имеет исторически сложившуюся радиально-кольцевую планировку с двумя ожерельями бульваров. Первое — Ринг (Рингштрассе) — возникло на месте городских стен XIII —XVI веков. Второе — Гюртель — проложено там, где были стены 1704 года. Бульвары Ринга туго сжимают старый город: там узкие, кривые улочки, многочисленные архитектурные памятники старины. Между Рингом и Гюртелем — «внутреннее кольцо»: жилые районы, деловые кварталы. За Гюртелем — парки и городские предместья.
Вот прямо на бульваре стоит жаровня, испуская горячий пар: подходи и покупай жареные каштаны. Тут и там ходят тепло укутанные старушки, увешанные печатной рекламой. Одна — в желтом плаще с черной надписью «Курир» — тащит кипу газет с этим названием. Другая, не менее почтенного возраста, раскладывает на скамейке и продает «Экспресс». Как-то стало уже стереотипом, что за границей с газетами бегают громкоголосые мальчишки, а тут новостями торгуют старики и старушки. Около здания Государственной оперы лихорадочно ищем, где бы погреться. Возле трамвайной остановки заметили аккуратный стеклянный павильон. Спускаемся вниз на эскалаторе и оказываемся в большом, ярко освещенном подземном зале овальной формы. Здесь очень тепло и сухо. Это «Опернпассаже», построенный в 1955 году. Подземный зал находится на пересечении Ринга и Кертнерштрассе — одной из главных улиц Вены. В него ведут четыре входа из легких павильонов и три входа из угловых зданий площади. По периметру зала — десятка два магазинчиков со стеклянными стенами-витринами. В центре — кафе.