Захотелось поговорить с продавцом наклеек. Парень отозвался — и вежливо. Оказался он жильцом одного из тех «молодежных домов» в районе Вестербро, о которых мне уже доводилось слышать.
— Мы захватили пустующий дряхлый дом и поселились там,— рассказывал мой собеседник. Юношеский пушок над его верхней губой смешно шевелился.— Полиция, правда, пыталась нас выкурить, но мы хорошо защищались. Ведь надо же где-то жить, когда ты без работы.
— А что это за наклейки?
— Купи, тогда узнаешь.
— И все же?
— Мы их сами делаем и продаем. Выручка идет в коллектив.
— «В коллектив»? — удивился я.
— Да. У нас каждую квартиру занимает один коллектив — человек десять, парни и девушки...
Тема беседы была вроде бы исчерпана. На прощанье предприимчивый молодой человек все-таки всучил мне за пять крон наклейку. Черные буквы по окружности образовывали на ней надпись «Новая инициатива». А в центре было крупно начертано: «Жилье для молодежи — сегодня!» — и указывался адрес «молодежного дома».
Короткий разговор с продавцом наклеек из Вестербро навел на воспоминание о мрачноватых улицах этого района, пустынных в дневное время, о разбитой двери и обшарпанной лестнице здания, куда нас пригласили поговорить. Нет, то был вовсе не «молодежный дом», представляющий собой жалкую попытку выбитой из колеи молодежи решить свои проблемы путем создания изолированных от общества «коллективов» и утверждения в них «новой» морали.
— Меня зовут Марианна, я член инициативной группы Дома безработных,— представилась скромно одетая невысокая девушка.— Может быть, сперва посмотрите наши помещения, а я попутно расскажу, как мы работаем.
Заходим в мастерскую, где стоит широкий, отслуживший свое верстак с разнокалиберным инструментом. Повсюду старые велосипеды, доски, детали радиоприемников и магнитофонов, картонные коробки. В соседней комнате видим несколько швейных машинок.
— Здесь можно отремонтировать что-нибудь или сшить,— поясняет Марианна.
Зальчик для собраний и дискуссий, комната отдыха. Стены увешаны плакатами, афишами и листовками, расписаны рисунками и карикатурами. Некоторые листовки и объявления сделаны тут же, на множительном аппарате. Кухня с несколькими конфорками, глиняные кувшины и кружки, чайник, тарелки.
— У нас здесь все бесплатно, только за еду надо платить либо приносить с собой,— уточняет Марианна.
Треть населения Вестербро получает пособия по безработице. Особенно обделены судьбой те, кто после окончания школы вообще нигде не работали, а потому не состоят в профсоюзе.
— Мы — не благотворительная организация. Муниципалитет и профсоюз оплачивают наем дома, а остальное все делаем сами. Работать трудно. Даже просто собрать два-три десятка безработных на какой-нибудь вечер нелегко... Но зато бывают и праздники, когда удается кого-нибудь устроить на работу. Главное — помочь молодежи обрести достоинство, волю к борьбе...
На стенке я увидел календарь мероприятий. Как и положено, в нем есть графа ответственных: Марианна, Генриетта, Петер... Называть друг друга по фамилии здесь не принято.
Марианне 22 года. После гимназии временно работала и сиделкой, и судомойкой, и няней. Сейчас без работы. Она член Коммунистического союза молодежи, но вообще в доме работают представители разных организаций.
Генриетта окончила гимназию всего год назад. Случайно подвернулось место уборщицы, потом его пришлось освободить. Сейчас Генриетта — среди 130 тысяч молодых безработных датчан. Ее пособие составляет две тысячи крон. Восемьсот идет на оплату комнаты, несколько сотен — на транспорт и газеты. На остаток жить, конечно, можно, если строго экономить. Но все познается в сравнении, и бедность, как известно, понятие тоже относительное — надо иметь в виду объективные возможности общества. Когда тебе известно, что десять процентов датских семей владеют более чем половиной всех состояний в стране, а другие десять процентов трудоспособного населения не имеют ничего, кроме «социальной помощи», то бедность обретает вполне определенные контуры.
С Марианной и Генриеттой мы встретились еще раз в столичном «Фелледпаркен». Там в течение двух дней шел традиционный фестиваль газеты датских коммунистов «Ланд ог фольк», давно уже ставший самым крупным народным праздником в стране. Вместе мы обошли молодежную площадку, образованную палатками, павильончиками, стендами, эстрадными подмостками.
Площадка бурлила. Громкое пение ансамблей сменялось не менее громкими дискуссиями о положении молодежи в Дании, о проблемах разоружения, о роли спорта в укреплении взаимопонимания людей. Парни и девушки в фестивальных майках без устали ходили с лозунгами, призывающими подписываться на еженедельник датского комсомола «Фремад», распространяли программки фестиваля. Толпились в очереди те, кто хотел отведать национальные блюда разных народов и помериться ловкостью в аттракционах. Яркие плакаты, изготовляемые самодеятельными художниками прямо на глазах у зрителей, были полны выдумки и остроумия. Плакаты-протесты против сокращения ассигнований правительства на образование молодежи, плакаты-призывы в защиту мира, плакаты-обвинения в адрес врагов никарагуанской революции...
Что куется в «осенней кузнице»?
После одиннадцати часов пешеходов на Стройет становится меньше, шаг их убыстряется. Эпицентр уличной жизни смещается ближе к ратуше. Обгоняя нас, грохочет по асфальту любитель ночного катания на роликовых коньках. Фокусники убрались восвояси, но музыканты еще здесь: укладывают инструменты. А флейтист, опершись спиной о каменный выступ и подогнув под себя ногу, еще продолжает наигрывать протяжную одинокую мелодию.
Пустынно было у кинотеатра: заканчивался последний сеанс. Только трое подростков лет по пятнадцати, поглощая мороженое, изучали рекламу нового датского фильма о любовных похождениях двух девушек. Покончив с афишами и мороженым, они заняли места у игральных автоматов. Американские автоматы предлагали набор захватывающих приключений: сафари, единоборство с драконом в подземелье, сражение в океане и, конечно, звездную войну.
Один мальчуган вцепился в рычаги автомата и старательно стрелял из пушки. Трассирующие блики пробегали по его возбужденному лицу с упавшими на вспотевший лоб волосами.
Я взглянул на экран. По аккуратно расчерченным дорожкам стремительно перемещался танк с пятиконечной красной звездой на башне. Выстрелы следовали один за другим, но оплаченное время кончилось, и танк попятился на исходную позицию. Мальчик расстроенно трахнул кулаком по железному боку автомата и вытащил кошелек...
Этот юный датчанин преследовал созданный за океаном злой электронный мираж, а в то же самое время тысячи британских солдат гонялись по дорогам Дании за миражем «советской угрозы», сконструированным там же, за океаном. Игры взрослых — не столь безобидные, как те, что предлагаются на Стройет,— назывались маневрами «Отм фордж-84». И шли они на суше, в территориальных водах и в воздушном пространстве стран — участниц НАТО от мыса Нордкап до Средиземноморья.
«Отм фордж» означает в переводе с английского «Осенняя кузница». Что же куется в ее недрах, кто раздувает ее мехи?
Незадолго до начала маневров еженедельник «Фремад» опубликовал интервью своего корреспондента с Максом Вильхельмсеном, пилотом истребителя Ф-16 экскадрильи 727, что размещается в Скрюдструпе. «Я не особенно задумываюсь над тем, куда и зачем меня посылают,— сообщил летчик.— Командир отдает приказание, и я лечу. Это может быть имитация вторжения противника или поражение какой-либо цели — неважно. Мне летать нравится... Будь моя воля, я бы никогда не позволил, чтобы принимались решения об ограничении вооружений. Нельзя допускать, чтобы в наши дела вмешивались люди, не разбирающиеся, что к чему. Ведь чем больше оружия, тем выше безопасность!»