Нашел он прииски? Добыл золото? Жалкий трус ни слова не написал об этом.
Над кораблем кружат стервятники. Краска на бортах облупилась. Тропическая сырость. В полдень в бурливых течениях пролива, разделяющего Тринидад и материк — на моих картах он называется Змеиная Пасть, — за солнцем тащится золотистый след.
Слитки золотой воды... Золотые слитки...
В Сан-Томе, в доме испанского губернатора, сообщает Кеймис, нашли связку бумаг. Планы нашего путешествия, посланные Яковом испанскому королю через шпиона Гондомара. Список кораблей и экипажей, написанный моею рукой. Чтобы предал собственный монарх... Я пешка в игре короля с испанцами.
Уот умер. А его отец?
В ближайшее время я не умру. Не слышу зова покончить счеты с жизнью. Сэр Уолтер Рэли уже умер. Обвиненный в измене, которую он не совершал, приговоренный к смертной казни, которую не спешит привести в исполнение тот, кто больше всех желает его смерти, он по закону умер еще четырнадцать лет тому назад.
3 марта
Кеймис вернулся.
В этих широтах солнце садится мгновенно. Вот оно висит над горизонтом, громадный огненный шар, гигантская гинея, прибитая золотыми гвоздями к небесному своду. А в следующий миг его уже нет. Провалилось. Утащили. Будто черная рука взмахнула. С заходом солнца наступает кромешная тьма. Без сумерек. Сумерек здесь не бывает.
Умер Кеймис. Мой друг. Моя правая рука. Мой старый товарищ. До самоубийства его довел я.
Сын, твой отец — убийца. Отнюдь не герой, как ты уже начинаешь понимать. Благородный сэр Уолтер Рэли вел себя как Ирод, как Каин, как паршивый актер в третьеразрядной пьесе театра «Глобус» (Театр «Глобус» в Лондоне существовал с 1599 по 1644 год. В нем свои пьесы ставил У. Шекспир.). Даже хуже. Всю вину за мою неудавшуюся жизнь я взвалил на Кеймиса.
— Где золото? — спросил я.— Где мой сын?
Он что-то пробормотал, но я не стал слушать.
— Где золото? — повторял я.— Где мой сын?
Кеймис косил на левый глаз. От рождения. Я к этому привык. Но тогда мне казалось, что он избегает моего взгляда, что он обшаривает глазами углы каюты в поисках извинений, оправданий, чего угодно, что позволило бы ему спрятаться, ускользнуть от моего, как мне мерещилось, праведного гнева.
— Ты предал меня, — сказал я.
Он силился что-то возразить. Я ему не позволил.
— Я приказал привезти золото с одного из двух месторождений, известных нам обоим. В моем поручении не было ни слова о захвате испанского гарнизона.
Он сказал:
— Они открыли огонь первыми.
— Тогда вы должны были отступить. Но почему ты отправился к прииску Карони?
Он тупо уставился в пол.
— Ты что, боялся отойти от реки? Так, что ли? Но, черт возьми, даже в этом случае у тебя была возможность миновать Сан-Томе без боя.
Кеймис не смотрел на меня и после мучительной паузы ответил:
— Ваш сын погиб как храбрец. Он в одиночку бросился на испанцев. В него вонзилась дюжина пик, и он упал. После этого об отступлении не могло быть и речи.
Я схватил его за горло. Заставил посмотреть мне в глаза.
— Не хочешь ли ты сказать, что все пошло насмарку из-за Уота? Из-за двадцатилетнего мальчишки?
— Это был ваш сын, — странно ответил Кеймис.
— Что это значит?
Кеймис не ответил. Он опять смотрел в сторону. Его левый глаз, словно краб, упорно искал угол.
— Так вот на что ты намекаешь, — сказал я.— Значит, в захвате испанской крепости ты обвиняешь моего запальчивого сына?
И тут я заметил, что он плачет. Это почему-то взбесило меня еще больше.
— Идиот! — заорал я. — Ты поплыл не к тому прииску! Ты нарушил приказ! Ты не уберег моего сына!
— Вперед, — забормотал Кеймис.— Он шел только вперед. Если бы не он, мы бы никогда не напали на испанский форт. Капитан Паркер пытался удержать его. Мы все пытались удержать его. «Опрометчивое бесстрашие» — так сказал об этом Паркер.
Я отпустил шею Кеймиса.
— Вы трус, сэр, — сказал я тихо.— Странно, знать вас столько лет и не разглядеть этого. Упрямый меднолобый трус, сэр. Вы не нашли приисков. Вы позволили убить моего сына. И сейчас я слышу от вас один детский лепет, пустую болтовню, жалкие потуги сделать козлом отпущения моего убитого мальчика. Идите вон, сэр. Убирайтесь с моих глаз.
Кеймис ушел.
Я слышал, как хлопнула дверь его каюты. Потом раздался треск выстрела.
— Кеймис! — закричал я.
Его каюта была рядом с моей. Слышимость сквозь деревянную переборку была хорошая.
— Все в порядке, — ответил Кеймис.— Я пальнул, чтобы пистолет прочистить.