Полоса стремительно приближалась, и мысли Сергея сконцентрировались на одном — как можно точнее, «нежнее» подвести самолет к бетонке, чтобы создать минимальную нагрузку на левую стойку шасси в момент касания бетона. Мозг цепко ухватил советы Соколова, как действовать рулями, чтобы возможно дольше удерживать самолет от сваливания на «безногую» консоль крыла... Сергей сознательно допустил перелет, чтобы при выкатывании за пределы полосы самолет еще в «стоячем» положении наткнулся на амортизатор — огромную сетку-улавливатель, специально установленную за срезом бетонки. Приземлившись на две точки, он не стал спешить с выпуском тормозного парашюта: пока рули сохраняют эффективность, самолет можно удержать от сваливания элеронами, а уж потом использовать и тормозящую силу парашюта.
Только в самом конце пробега, за какой-нибудь десяток метров до амортизатора, истребитель чиркнул правой консолью по снегу, высек искру из лежавшего под ним каменистого грунта и тут же воткнулся в сетку, даже не успев развернуться к ней боком.
Машина была спасена.
— Молодец, Сережа. Дай я тебя расцелую! — крикнул Соколов прямо в эфир, нарушая правила радиосвязи.
Подхваченный сильными руками, Сергей буквально вылетел из кабины. Его обнимали, похлопывали по плечу, ему пожимали руки, а потом принялись качать. Окончательно обескураженный таким вниманием, Сергей даже не пытался сопротивляться, только растерянно улыбался. Про злополучную стойку шасси на какое-то время словно забыли. Напомнил подполковник Соколов. Он каким-то образом уже успел осмотреть самолет, поговорить с инженером.
— Что же вы, лейтенант, не поинтересуетесь, в чем причина вашего приключения? — Это был уже прежний командир эскадрильи, со своей обычной манерой обращения. — Смотрите! — Соколов сунул руку в карман, достал оттуда носовой платок и стал бережно разворачивать его, словно боялся, что спрятанная в нем вещь может улететь. А ее и в самом деле могло унести ветром — подполковник осторожно вынул из платка небольшое перышко, поднял его повыше, чтобы всем было видно.
— Птица?! Утка,— определил по перышку Сергей.— Вот так сюрприз!
— То-то и оно, Градов... Не знала, бедолага, что ты у нас охотник.
Андрей Василец
«Ищите золото в земле…»
Окончание. Начало см. в № 1.
Этот дом ничем не отличался от соседних на улице, сбегающей с холма от площади Менелика к гранитному монументу, поставленному в честь борцов за свободу Эфиопии. Он стоял неподалеку от внушительного здания муниципалитета Аддис-Абебы, где на выставке ЦК ВЛКСМ «Советская молодежь» я и познакомился с работающими в стране специалистами. Дом как дом — невысокий особняк, осененный джакарандами, роняющими сиреневые лепестки на каменные плиты. Но проискав его все холодное утро, обычное для высокогорья, я обрадовался ему как доброму знакомому. Сюда меня пригласили советские топографы — здесь размещалась их экспедиция. Накануне вернулся из поездки Анатолий Данилович Гнатенко, главный специалист по аэрофотосъемочным и топографо-геодезическим работам на проекте бассейна рек Баро-Акобо. Звучный титул! Гнатенко прилетел из Гамбелы, далекой Гамбелы, где по девственной земле до сих пор бродят слоны, проносятся тысячные стада буйволов и антилоп, по берегам рек можно увидеть бегемотов и крокодилов и притаившихся в засадах львов...
Вертолет над Гамбелой
Казалось, после сибирских экспедиций, работы на Крайнем Севере и в Средней Азии наших топографов трудно чем-то удивить. Но каждый день работы в Эфиопии, в саванне, преподносил неожиданности.
Прежде всего поражал грандиозный замысел — не только в масштабах страны, всего Африканского континента: подготовить топографические карты бассейна рек, площадь которого около семидесяти тысяч квадратных километров; создать здесь ирригационную систему для освоения десяти тысяч гектаров земель в районе Баро-Акобо. А в перспективе — освоить в долине Гамбела площадь еще в тридцать раз большую. И это в очень труднодоступном районе на крайнем юго-западе страны, в провинции Иллубабор, слаборазвитой — даже по эфиопским меркам — области.
Но за величественностью планов — цифрами со многими нулями — порой не видна будничная ежедневная работа рядовых людей. Анатолий Данилович познакомил меня с таким днем, обычным днем полевых изысканий топографов его отряда.
При первом же облете района аэрофотосъемок Гнатенко заинтересовался деревнями. Дорог нет — деревни соединяли едва заметные в травах тропы.
С высоты жалкими казались кое-как сляпанные хижины — с конусовидными крышами, гораздо меньшие, чем амхарские тукули центральной провинции Шоа. Крошечными заплатками лепились к деревням плохо возделанные поля.
Гнатенко в Аддис-Абебе почитал этнографическую литературу об Эфиопии. В одной книге говорилось, что «живущие здесь мелкие нилотские племена еще не вышли из стадии первобытнообщинных отношений, занимаются охотой, примитивным земледелием...» Но как это выглядит на практике, понял только, когда сам повидал жизнь нилотского племени ануак...
Вертолет низко, с гулом прошелся над деревенькой и не успел сесть на окраине, как Гнатенко увидел бегущую толпу. Первыми примчались голые ребятишки. Худощавые, высокие, под два метра, черные, как уголь, мужчины в узких набедренных повязках почтительно остановились в отдалении, крепко сжимая в руках копья. Они еще никогда не видели ни автомашин, ни тракторов. А тут с неба опустилась яркая птица Ми-8. Чтобы издалека была заметна, окрашенная в оранжевый цвет.
Завязался разговор. После обмена вежливыми фразами о погоде, здоровье, видах на урожай и состоянии домашнего скота приступили к работе. В каждой деревне надо было узнать, как жители ее называют, расспросить о реках, озерах, лесных урочищах. И уточнить названия, сравнив с уже известными, узнанными у соседей. Так топографы выверяли названия, имеющиеся на данной территории, занимались топографической дешифровкой.
Общаясь с людьми племени ануак, Гнатенко узнавал особенности их жизни. И прежде всего понял, почему здешние хижины сложены на скорую руку (и похожи больше на времянки).
Сезон больших дождей приносит наводнения. Семьи собирают утварь, еду и торопливо угоняют скот на холмы; в горы, к местам, где пасут стада высокие голые люди племени нуэр. Облетая территорию на вертолете, Гнатенко видел погруженные в воду долины, плывущие деревья и остроконечные шапки хижин. Над водой торчали лишь макушки возвышенностей.
Топографы кружили на Ми-8 над деревнями в затопленных долинах, производили аэрофотосъемку. Приземляться было негде да и опасно: на чистых, без травы, деревенских площадях, на полях, залитых теплой водой, нежились бегемоты и крокодилы.
Так было всегда: спадает вода, и жители снова возвращаются в свои деревни, восстанавливают разрушенные хижины — до нового потопа. А он обязательно будет.
Прекращаются дожди, все высыхает, желтеет вокруг. Гигантская слоновая трава, в три-четыре метра высотой, тоже сохнет, становится хрупкой, готовой вспыхнуть от первой же искры.
Гнатенко еще из школьных учебников помнил, что существовал подсечно-огневой метод земледелия. Теперь он увидел его собственными глазами...
Люди племени ануак поджигали факелы и уходили к зарослям. Блики огня играли на обнаженных телах. Вытянувшись цепью, мужчины двинулись на высоченную стену слоновой травы. Заросли вспыхнули мгновенно. Пламя взметнулось в небо, и красный вал покатился вдаль, пожирая все на своем пути. Жителям деревни нужен один, не такой уж огромный участок. Но ветер рванул в сторону, пламя переметнулось на дальний кустарник, охватило деревья. Запылал весь горизонт.
С вертолета открывался широкий обзор: огонь гнал впереди себя буйволов и антилоп. Обезумевшие от страха животные задыхались в дыму, гибли в пламени, падая на бегу. А клубы дыма и красные шары огня катились дальше. Вот уже огонь охватил полукругом соседнее селение. Бывало, что огненный смерч пожирал постройки, бывало, что, застигнутые в хижинах огнем, гибли женщины и дети.