Какое-то удивительное стечение обстоятельств сохранило в горных центральных районах Индокитая до наших дней эти обычаи первобытной старины. У мнонгов на этот счет есть легенда.
Когда Небо создавало землю и природу, оно поселило мужчину на вершине горы, а женщину на берегу моря. Мужчина чувствовал себя одиноким и спустился с гор в поисках женщины. Увидев их вместе, Небо наказало мужчину за неповиновение тем, что заставило его вечно жить при женщине и под ее властью.
Мнонги и берег моря... Сейчас такое сочетание звучит нелепо. Видимо, легенда пришла из глубины веков, когда предки горцев еще не были оттеснены более сильными пришельцами с прибрежных равнин за каменистые перевалы. А потом, в глуши гор и джунглей, мнонги как бы оказались за пределами мощного водоворота истории.
Но я не случайно подчеркиваю «черты матриархата». Хотя горянка еще гордо шествует на базар впереди плетущегося за ней мужа с корзинами и детьми, хотя верховодит она у домашнего очага, никто уже не помнит, чтобы на месте деревенского старейшины кхуа луона или, тем паче, вождя племени, была женщина. В последние годы все чаще случаи, когда невеста переезжает в дом жениха, особенно если горская девушка выходит за вьетнамца, кхмера, лаосца. И уж совсем вопиющий пример: в полусотне приглашенных на торжественный обед не было ни одной женщины. Вот вам и матриархат.
Каждое место за «столом» предопределено. Мне полагалось почетное — у окна. По левую руку — старейший слонолов, которого привели под руки. Напротив — другие, в национальных одеждах. У них — данный обычаем авторитет, связанный с почитанием умудренных жизненным опытом людей. По правую руку расположились руководители уезда, общины, бана — в целом довольно молодые люди в цивильных или военных рубахах, в брюках хаки. У них — реальная власть. Мой добровольный переводчик И Тан, примкнувший к группе старейшин, имел некий промежуточный статус в этой двуединой системе власти. Он — председатель общинного комитета Отечественного фронта Вьетнама. Задача этой организации состоит в укреплении национального единства всех слоев общества, в том числе и отношений между разными народностями страны.
И Тан как нельзя более подходит к этой должности. Родился в 1930 году в мнонгской семье, до двадцати лет жил по обычаям своих предков, а потом судьба сделала крутой поворот, направила его дальнейшую жизнь в русло революционной борьбы.
Освобожденные районы Южного Вьетнама, опорные базы революции располагались вдоль «тропы Хо Ши Мина» — в горных областях и на плато. Отношения горцев с вьетнамцами исторически складывались неплохо, хотя, конечно, не без сложностей, как любые отношения малых народов с большими соседними. На сложностях играли французы, а вслед за ними американцы.
Нетрудно догадаться, сколь ценна была роль в этой обстановке И Тана. Немного имелось у революции грамотных товарищей из национальных меньшинств.
— Даже некоторым вьетнамским политработникам приходилось для конспирации и установления контактов играть роль местных жителей. Не только язык учить и кхо на бедра повязывать. Полностью принимали облик «дикарей: рот щербатый, уши дырявые». Мне же никаких превращений не надо было,— весело вспоминает И Тан, простодушно иронизируя над своим внешним видом.
«Дикарь, рот щербатый, уши дырявые» — презрительное прозвище горцев Центрального плато. Одно из проявлений тех самых сложных межнациональных отношений. Но и сам И Тан, и старейшины произносят эту дразнилку без обиды. «Что ж делать — действительно щербатый, действительно в дырах». И Тан, старик слонолов и все старейшины смеются, обнажая покрытые черным лаком зубы. Верхние передние наполовину короче остальных. А в растянутых мочках ушей зияют огромные дыры.
Отверстия в ушах прокалывали всем горцам еще во младенчестве. Потом расширяли, вставляли все более толстые деревяшки или кусочки слоновой кости.
Спиленные зубы — след старинного очень мучительного обряда инициации, который был раньше обязателен у всех народностей, населяющих плато. Мнонги спиливали только четыре передних зуба, а эде весь верхний ряд, кроме коренных.
Никто, однако, и не думал как-то отвертеться от неимоверно болезненной процедуры, и никому из юных не приходило в голову, зачем она нужна! Как никто из нас в детстве не спрашивал, зачем одеваться в теплую летнюю пору, а не ходить голыми. Во-первых, так делали все, в их представлении, нормальные люди. Во-вторых, только спилив зубы, юноша или девушка могли стать мужчиной или женщиной. Даже самая последняя дурнушка не послала бы сватов к дому парня с «лошадиными зубами». Вступая во взрослую жизнь, дети доказывали свое право на это жестоким экзаменом на выносливость.