Разделенные расстояниями в несколько километров, строители не всегда могли четко представить работу соседних участков и отдельные конструкции сооружения; общие чертежи были сосредоточены только в командном штабе Управления военно-восстановительных работ и в нашей проектной группе. Можно было слышать вопросы:
— Зачем тридцатиметровые сваи разрезаем пополам? Почему, кроме постоянных опор, строятся еще временные на деревянных сваях?
А дело было в том, что металлических свай не хватало, под железнодорожную нагрузку их требовалось вдвое больше, и потому каждый 15-метровый отрезок удлиняли деревянным — толщиной в три-четыре бруса, сплоченных вместе. Деревянный конец сваи погружали в грунт дна, металлический заполняли внутри бетоном. Конечно же, конструкция моста была непростая, многое диктовалось и необычными условиями строительства. Приходилось на ходу и быстро решать фантастические задачи, на которые в мирное время потребовались бы месяцы, а то и год-два.
Руководил проектированием моста инженер Михаил Сергеевич Руденко. В затруднительных, сложных и технически спорных случаях помогал уполномоченный НКПС Николай Михайлович Колоколов, постоянно находившийся на строительстве. Я, как архитектор, участвуя в проектировании всех частей моста — от общей композиции до деталей опор, ограждений и въездов,— одновременно по поручению Управления военно-восстановительных работ выполнял натурные рисунки строительства.
Как-то утром стою на причале Опасного и смотрю, как уходят суда с рабочими, одно за другим: катера, мотоботы, понтоны, моторные лодки. Мне нужно нарисовать участок строительства с портальными копрами, и я должен правильно выбрать судно, чтобы попасть именно к барже, что виднеется в проливе вблизи линии строительства.
Начальником Управления военно-восстановительных работ был генерал Петр Михайлович Зернов. Он руководил всем многогранным комплексом небывалого строительства. Без внешних эмоций, спокойный и рассудительный человек. Я подошел к нему.
— Нужен рисунок с моря? — переспросил Петр Михайлович.— Меня можно отвезти на гидрометрическую дощатую площадку в середине пролива. С матрацем и сухим пайком на три дня...
В то время я уже работал и над эскизами памятника морякам-десантникам, обдумывал его композицию. У всех было естественное желание — немедленно, не ожидая конца войны, увековечить их подвиг. Мне предстояло «вжиться» в тему.
...За проливом виднеются легкие очертания освещенных солнцем холмов еникальского берега. Башмаки утопают в глубоком песке, я иду вдоль пустынных километров Чушки к ее началу, чтобы снова увидеть место, где происходила посадка воинов на десантные суда. Вот оно: мыс Кордон выступает в море невысоким желто-серым обрывистым берегом. Протяженный, ограниченный поверху почти горизонтальной линией, ровной полосой поднимается он над гребнем прибоя. На Кордоне почти нет растительности. Глина, камни, дует обычный здесь резкий ветер. Суровый берег, суровые волны под ним, и само название суровое: Кордон — передний край, рубеж. Отсюда, от береговой кромки Азовского моря, в темную ноябрьскую ночь уходили десантники Отдельной Приморской армии, 11-го и 16 корпусов, уходили в море к небольшим бухтам Еникальского полуострова у поселков Глейки и Жуковка.
Постепенно образ памятника принял реальные очертания: высокий тридцатишестиметровый шпиль, уступами суживающийся кверху, будет гармонировать (своим контрастом!) с обширным пространством пролива и моря, невысокими берегами. Тонкая вертикаль — форма корабельных мачт. Она издавна привычна морякам и жителям морских побережий. Вертикальный шпиль должен символизировать устремленность, непреклонность морского десанта. Внизу — двухъярусный постамент и просторная видовая площадка. В ее ограждении — морские якоря и цепи, тяжелые артснаряды, железнодорожные колеса. Эти детали означают соединение родов войск и транспорта в десантных операциях, район которых тянулся на десятки километров...
Мост и памятник закончили перед праздником 27 годовщины Великой Октябрьской социалистической революции. Я уезжал в Москву через Краснодар и с понятным нетерпением ждал переправы через пролив. Не на катере или мотоботе, а на поезде — по железнодорожному мосту! Хотя тогда еще не знал, что это единственный исключительный случай, повторить его будет невозможно.
Состав формировали из трех вагонов, один стоял в Капканах. Уже за день до отъезда я переселился в вагон. Ночью с 15 на 16 ноября вагон стали катать. Я лег на верхнюю полку, чтобы лучше видеть. Но в заоконной темноте больше угадывал, чем мог рассмотреть, как проплывают знакомые, почти ставшие родными, развалины, стена Еникольской крепости, одинокий столбик из рельса, доска переезда. Потом два коротких свистка — и все это снова, в обратном порядке, и опять вперед. Вот довезли до завода Войкова, остановка. И дальше, кажется, к самой станции Керчь. Устал от ожидания, в полусне, по чувству, остановкам, толчкам, звяканью буферов, отрывистым паровозным свисткам стараюсь угадать, где мы.