Вскоре на огромном столе нам был подан обед, сервированный с утонченностью, свойственной выходцу из Соединенного королевства. Мы рассаживаемся с нетерпением проголодавшихся путешественников. Нас обслуживают четыре здоровенных молодца атлетического сложения. Скорее всего это поселенцы или скваттеры, которые дважды в год ценой бесчисленных трудностей гонят на рынки Аделаиды огромные стада быков и овец.
Сэр Форстер, владелец этих пастбищ, посадив справа от себя мисс Мэри, а слева майора, выполняет свои обязанности хозяина дома как истый джентльмен. Лейтенант МакКроули, сидящий напротив него, известный гурман, наслаждается запахами туземных кушаний, которые подаются вперемежку с умело приготовленными блюдами англо-французской кухни.
— За здоровье сэра Форстера! — провозглашаю я тост, поднимая бокал.
— Вы правы, мой дорогой француз. За здоровье сэра Форстера и за успех нашего предприятия! — подхватывает майор.
Несмотря на все уговоры, мы не можем провести здесь больше одной ночи. И, желая пробыть с нами подольше, Форстер провожает нас верхом до северной оконечности своих владений, составляющих не менее четырехсот квадратных километров, где пасутся пять тысяч быков, более сорока тысяч овец и бог знает сколько лошадей.
— До свидания, желаю удачи,— говорит он на прощание, пожимая нам руки.— Не забудьте завернуть ко мне на обратном пути.
— До свидания, до скорой встречи!
День проходит за днем безо всяких происшествий, мы почти не устаем. Только жара допекает все больше. Это единственная неприятность, которую мы испытываем среди местной флоры. А она с каждым шагом становится все более причудливой. Все яснее мы осознаем, что находимся в стране парадоксов, стране невероятного.
Наш караван пересек реки Сиккус и Пастмур и теперь следует вдоль восточных склонов горного хребта Флиндерс. Сорок километров отделяют нас от телеграфного кабеля на овечьем пастбище Белтона.
Но куда подевался Шэффер, этот скромный и услужливый помощник сэра Рида? Его нет на обычном месте. - Он догонит нас,— говорит сэр Рид.
Не знаю почему, но я обеспокоен, и меня вновь одолевают сомнения.
Старый скваттер не ошибся: вечером немец присоединяется к каравану, расположившемуся на отдых. Шэффер, оказывается, гнался за стаей казуаров, этих нелетающих птиц. Удачливый охотник, он демонстрирует огромную птицу, привязанную к седлу.
Я смотрю немцу прямо в лицо, и мне кажется, что он слегка покраснел и опустил глаза. Его лошадь покрыта пеной, бока в кровавых царапинах, ноги разбиты. Какой же немыслимо трудный переход привел в такое бедственное состояние эту чистокровку! И тревожное подозрение пронзает мое сердце. Похоже, что история об охоте — только уловка, чтобы обмануть нас, а на самом деле он ездил куда-то совсем по другим делам. Ради дичи не загоняют лошадей! У сэра Рида их три тысячи, но это не может служить оправданием. У меня появляется безумное желание размозжить немцу голову выстрелом из револьвера... Нет! Я сошел с ума. Как бы ни был антипатичен мне этот тип, до сих пор его поведение было безупречным, и я не имею права чинить над ним расправу.
И почему только я не поддался тогда этому порыву души, как бы нелепо это ни выглядело? Каких бы несчастий мы избежали!
Мы проследовали без остановки до недавно выросшего в этих местах поселка Уэлком-Майн, где всего несколько домов возвышаются среди беспорядочного нагромождения деревянных бараков и палаток. Улицы поселка были в ямах, полных воды, в которые повозки погружаются до осей, а лошади по грудь. Паровые машины свистят, фырчат и выпускают клубы густого дыма, от которого деревья покрываются черной копотью; везде царит оглушающий шум.