Карнавал — это всеобщее погружение в мир чистой фантазии, чему не найти аналогии на всем Североамериканском континенте. Только здесь вы увидите скромного бухгалтера, который скачет наподобие козлоногого сатира, или своего налогового инспектора под личиной элегантного старорежимного мима.
Маски
Джек Генри Эббот, бывший заключенный, автор романа «В чреве зверя» и литературный протеже Нормана Мейлера, был в бегах. Освободившись из тюрьмы за хорошее поведение, он пырнул ножом человека в нью-йоркской кофейне в споре за право первым войти в туалет. Человек этот умер, а Эббот со всех ног кинулся искать спасения в Новом Орлеане.
С этого момента его действия становятся весьма примечательными. Эбботу требовалось прикрытие. Только что прочитав «Заговор глупцов» Джона Кеннеди Тула, он решил последовать примеру главного героя и подрядился продавать сосиски с тележки. Ход, конечно, не то чтобы гениальный, но вполне осмысленный: в городе, где каждый скрывается под какой-нибудь маской, внимание привлекает лишь тот, кто остается самим собой.
В Америке нет города более гостеприимного для тех, кто хотел бы, как змея, сбросить старую шкуру и примерить на себя новую. Новый Орлеан — международная столица превращений, вотчина бога перемен Протея, ежегодно чествуемого во время карнавала.
Весь карнавал — это праздник перевоплощений: взрослые становятся детьми, а дети взрослыми. В старые дни маски могли больше рассказать о человеке, чем его настоящее лицо. Проститутки наряжались матросами, а матросы — капитанами или пиратами. Бедняги-негры маскировались под биржевых маклеров и королей, а банкиры под головорезов и бродяг.
Но вообще-то, надевая маску, человек стремится возместить то, чего ему недостает. Вот почему на карнавале так много опереточных герцогов, королей и прочей знати. Немногие из ярых приверженцев американской демократии так уж безупречно тверды в своих убеждениях. Приходит на память, что когда при Джордже Вашингтоне рассматривались архитектурные проекты Белого дома, в одном из планов имелся тронный зал.
Страсть к маскарадам не ограничивается масленичной неделей. Конфуцианские мудрецы, елизаветинские графини и сотни ряженых индейцев кочуют с праздника на праздник круглый год. Маски здесь носят не только люди, но и дома. Скромный дом окрестили «дробовиком» за то, что он простреливался насквозь, от передней двери до задней через все расположенные одна за другой комнатушки. Дощатый дом-дробовик был стационарным предшественником нынешнего убогого жилища в автомобильном прицепе. Но с помощью нескольких колонн, точеных столбиков и резных наличников викторианские строители преобразили «дробовик» в венецианский дворец или греческий храм.
Разумеется, если посмотреть на такой дом сзади, то не остается сомнений в том, что сюда никогда не ступала нога венецианского дожа. Но неужели вам захочется сорвать красивый фасад? Хотите ли вы посмотреть на таинственную незнакомку в маске, когда она моет посуду у себя дома в застиранном халате? Что же, если вам больше нравится смотреть на мир с этой стороны, то вы должны по крайней мере позволить своим жертвам сорвать маску и с вашего лица.
Мигранты
Новый Орлеан — город запахов. Этот город неотделим от своих ароматов, и ароматы неотделимы от города. Причина проста: в теплом и влажном воздухе малейший запах недвижно зависает, не рассеиваясь, на одном месте. Запахи упорно держатся в воздухе, пока им на смену не придут другие с наступлением нового сезона, и лишь на время их может ослабить дождь, или вдох миллионов носов, или работа миллиона автомобильных карбюраторов.
В летнем календаре доминирует резкий дух речных устриц, гниющих на отмелях, и городских помоек. Но месяцы с октября по март принадлежат аромату крошечных белых цветков чайной оливы, известной также как олива душистая или олива итальянская. Не один случайный приезжий решил остаться здесь навсегда лишь ради этого чарующего запаха. Старинная местная парфюмерная фирма «Ове» выпускает духи с этим ароматом, что позволяет новоорлеанским дамам поддерживать свой привычный обонятельный микроклимат и находясь в отъезде. Не так давно одна гостья Нового Орлеана пела дифирамбы вездесущей чайной оливе как олицетворению самой глубинной сущности города. Пожилая хозяйка, не дослушав, прервала ее словами: «Но вам, конечно, известно, что это нездешнее растение».