Заброшенная шахта на Тальяне, в окрестностях Мурзинки. Глубина — 3 метра, в свое время здесь велась добыча аметистов
Сейчас копи по разным причинам закрыты. Все, кто занимается добычей, считаются «хитниками», то есть правонарушителями, ведущими незаконную разработку драгоценных и поделочных камней. Тем не менее на «Минерал-шоу» в Екатеринбурге (ярмарка минералов, напоминающая ярмарки меда в других российских городах) мурзинские аметисты продаются как ни в чем не бывало.
Многим хочется самим добыть настоящий самоцвет и увезти его на память. И нашлись предприниматели, предлагающие доставить подобное удовольствие. Несколько лет назад один приезжий в новенькой шахте быстро и без особого труда нашел аметисты (скорее всего, подброшенные). За легкость добычи шахта получила название «Халявка».
Сейчас на «Халявку» привозят целые компании. Непривычная работа на свежем воздухе быстро утомляет приезжих, и добыча переходит в застолье, которым все обычно и ограничивается. У старателей есть примета: если видишь раздвоенное дерево (горщики говорят «вилы») — возвращайся домой, сегодня ничего не найдешь. Как раз такие «вилы» растут по дороге к «Халявке».
Директор музея-заповедника Лилия Вячеславовна Самошкина считает, что минералогический туризм можно официально разрешить, если создать для него законодательную базу: «Пусть человек приедет в Мурзинку и купит лицензию. Наверняка она стоит дороже, чем камни, которые можно вот так быстро найти. Только гостиницы в Мурзинке нет».
Гора Высокая
После того как из недр горы Высокой добыли 223 миллиона тонн железной руды, она превратилась в глубокий кратер, который постепенно затягивает шламом. Эта яма на месте горы дважды изменила ход всемирной истории. Первый раз в XVIII веке, когда железо с самого большого в мире металлургического завода в Нижнем Тагиле шло на экспорт в Англию и было основным материалом для станков британской промышленной революции. Второй раз — в годы войны, когда каждый третий советский танк делали в Тагиле. Сейчас остался только южный склон горы Высокой, законсервированный на случай войны. Внутренняя сторона этого склона завалена известняком для защиты от незаконных разработок малахита. Уральский малахит выбран из недр почти весь. Именно из малахита сложена уцелевшая вершина горы Высокой, рядом с которой теперь Музей горной техники под открытым небом. Музейные экскаваторы, буровые станки и локомотивы — желанная добыча для расхитителей металлолома, которых на Урале называют «металлистами». Для сопровождающих нас шахтеров эта техника — часть жизни: «Вот шахтный электровоз «К-14», мы его звали «горбатым». Двигателя нет, он пошел кому-то на циркулярную пилу. Это вагонетка. Механизм сцепки был такой, что только при мне человек десять погибло. Надо было свести вот эти две железки и вдеть металлический палец. А в шахте видно-то плохо, голову вниз опускали, если попадала между вагонетками — привет родителям! Сколько лет прошло, пока изменили конструкцию…» Растащить «горбатых», паровозы и экскаваторы «металлистам» не под силу потому, что кордон на пути к вершине не пропускает автомобилей. Нужно подниматься по серпантину пешком, любуясь городом и вдыхая испускаемый горой запах железа. В распростертом внизу карьере БелАЗы вывозят руду из старых отвалов.
— Смотри, — показывают шахтеры на карьер, — видишь остатки листвянки? Это лесины, бывшая крепь. Там завалили старую демидовскую штольню. Крепежный лес, пропитавшийся за полторы сотни лет железной пылью, не берет ни гниль, ни бензопила. В отвале блестят разноцветные камни. Старые шахтеры говорят, что глазастым здесь может повезти. Если же спуститься в штрек, попадается малахит, а то и кое-что поценнее. Вспоминают экзамены в вечерней школе, сданные за добытый на работе кусок горного хрусталя… Заброшенные шахты в Тагиле затоплены не случайно.
Карьер на месте горы Высокой, ныне в черте города Нижний Тагил
Тагильское бремя
Юридические вопросы в XXI веке встают перед директорами всех музеев. Землеотвод и право собственности на недвижимость во времена борьбы за музей-заповедник значили меньше, чем в нашу эру хозяйствующих субъектов.
Лилии Вячеславовне пришлось изучить эти вопросы и получить диплом Академии управления. В практической работе директор совершила для себя немало открытий:
— Как же далеко то, что там изучают, от реально возникающих задач! Видите ли, все, достойное внимания, в Тагиле создано тяжелым трудом. Ни в какие времена ничто не доставалось тагильчанам даром. Но у них такой характер, что при самой безнадежной ситуации они соберутся и найдут выход. Созывают совет директоров города, совет предпринимателей города, и вопрос решается. Важно их убедить, и тут можно действовать только словом и обращением к закону.
Для города музей таких масштабов, каких и в областных центрах нет, — тяжелое бремя. Но Нижний Тагил готов его нести. Cредний бизнес в городе развит пока слабо: мало кафе, гостиниц, кинотеатров, почти некуда пойти вечером, и на музей-заповедник возлагают надежды как на растущий центр досуга.
— Средства мы найдем. Мы привлекать их научились. Многие говорят: какое трудное время — 90-е годы, ничего не было сделано. А мы сколько новых музеев открыли! Сейчас дело не в деньгах. По нашим законам, если музею передают что-то в собственность, то он должен с этой собственности налоги заплатить. Мне это невыгодно: откуда у музея свободные деньги?
Удивительно: извечный клич «дайте денег!» сменяется предложениями по изменению законодательства. Причем не на митингах и не по телевизору, а в устах руководителей, при разговорах с классом, принимающим решения. Быть может, мы присутствуем при историческом моменте?
Из Тагила уезжаешь с чувством, которое трудно описать одним словом, скорее, предложением: «Вот уж не ожидал, так не ожидал!»
Михаил Шифрин
Постижение миров
— Как возникла идея построения национальных образов мира?
— Изначально — благодаря желанию познавать. Главная установка к познанию дана еще мудрым Сократом: познай самого себя! Но сделать это невозможно, не познавая одновременно мир, людей, природу. Свою установку я назвал «разум восхищенный» (не «возмущенный»!) Мои интересы начались с гуманитарного знания, с филологии. Наряду с этим теплилась во мне заветная мечта: посмотреть мир, поездить по свету. Но в 1960-е годы эта затея оказалась невозможной. Тогда, уже будучи сотрудником Института мировой литературы, кандидатом филологических наук, я устроился в Черноморское пароходство матросом в надежде осуществить свои мечты. Правда, визу мне открыли только короткую, до Босфора. Отработав полтора года, я вернулся в свой институт, где и напал на известную вам тему «Национальные образы мира», то есть выработал жанр интеллектуальных путешествий за неимением других. И с таким увлечением предался им, что фактически в течение нескольких лет писал свою серию — страну за страной: Англия, Германия, Греция, Италия, Франция, Польша и т. д. Описаны у меня Грузия, Армения, Киргизия… Изучал все — природу, культуру, историю, языки, литературу. Мною двигал тогда, как я говорил, Эрос угадывания. Вот, например, журналист — он смотрит на что-то и сразу записывает, а я не вижу, но вникаю и выстраиваю. Может быть, это даже глубже получается, потому что журналист — раб калейдоскопа впечатлений, их у него множество, да у него и задачи другие. А мне нужна суть каждой национальной культуры.
— Насколько совпали миры, построенные ученым, с реально существующими?