— Опыт показывает: против коммунистов нужно работать наверняка,— не обращая внимания на тон Недева, продолжает доктор.
— Вы правы, — соглашается генерал. — К тому же я не убежден, что их информация столь важна. С помощью наших германских друзей из абвера и гестапо мы уже давно очистили Софию от тузов иностранной разведки.
Кочо Стоянов склоняет поблескивающую бриолином голову в полупоклоне.
Кофе после военного совета
Кафедральный собор Александра Невского заполнен прихожанами. Под сводами звучат песнопения. Слаженный хор голосов вторит епископу Стефану.
У алтаря — места для дворцовой знати. Справа — специально для генералитета. На богослужении присутствует весь «цвет общества» — военный корпус в парадных мундирах, при орденах и прочих регалиях, министры, сановники и даже сам царь Борис. Еще молодой, преждевременно лысеющий, с нездоровым лицом, он прикрыл веки, беззвучно шевелит губами. Само благочестие.
Генерал Кочо Стоянов, переступая с ноги на ногу, поглядывает на царя и шепчет стоящему рядом генералу Никифору Никифорову:
— Приболел, что ли, царь-батюшка? Или нервничает перед поездкой?
— Куда? — тихо спрашивает Никифоров.
— Я слышал — в Берлин собирается, на поклон к богу земному.
Столь вольные речи может позволить себе только Кочо Стоянов — любимчик Бориса и верный почитатель фюрера, высоко поднявшийся по лестнице карьеры. В дворцовых кругах всем известно: Стоянов, кроме того, что командует софийским гарнизоном, является негласным шефом службы безопасности в стране. Какой контраст со стоящим подле него генералом Никифоровым — невысоким, неприметным начальником судебного отдела военного министерства!
Служба продолжается. Стоянов косит глаз на миловидных прихожанок в задних рядах, потом недовольно кивает на епископа:
— Пора бы святому отцу и закругляться! Никифоров знает: Кочо не верит ни в бога, ни в черта. А «закругляться» действительно пора — через час должен начаться военный совет.
— Что-нибудь важное? — спрашивает Никифоров.
— Еще бы! Вчера ночью Михов вернулся с Восточного фронта.
Генералы привычно крестятся и склоняют головы. Да, пора бы и кончиться обедне: всех присутствующих гораздо больше, чем отпущение грехов на том свете, интересует, что расскажет о своей поездке по оккупированной зоне военный министр Никола Михов.
Высший военный совет заседает в просторном зале со стенами, облицованными темным деревом. В центре зала — длинный полированный стол. Вокруг него — кожаные кресла. Ни одного телефона: никакие события за этими стенами не должны отвлекать членов совета от решения судеб болгарского царства. У каждого из присутствующих свое, согласно иерархии, место, хотя все с генеральскими вензелями на погонах. Даже руководителю контрразведки полковнику Недеву вход сюда закрыт. Зал военного совета — святая святых, тайная тайных державы.
Никола Михов входит быстро, энергично. Вместе с ним — германский посланник в Болгарии Бекерле.
— Господа, — начинает Михов, когда все рассаживаются. — Как вам известно, мне была предоставлена счастливая возможность посетить главную штаб-квартиру фюрера на Восточном театре военных действий. Я имел беседы с самим фюрером, с его маршалами и многое увидел собственными глазами...
Теперь, через два с половиной месяца после сталинградского краха, всех членов военного совета прежде всего интересует одно: оправится ли немецкая армия от такого удара? Но министр, поглядывая на германского посланника, бодро рассказывает о железной дисциплине в армии фюрера, о стойкости солдат рейха. Пересказывает жалобы генералов Гитлера на суровость зимы, бездорожье и обширность российских просторов. Все это уже слышали — прошлой зимой, после разгрома под Москвой... Ага, вот и новое: немцы отмечают, что у русских страшная артиллерия, превосходная маскировка и — самое важное: самостоятельность и инициатива. Каждый советский солдат — самостоятельное воинское подразделение, а в германской армии еще царит шаблон... Ну, если уже сами немцы начали признавать такое!..
— Однако не должно быть места для уныния и паники, — продолжал Михов. — Фюрер лично уверил меня, что не позднее середины нынешнего лета в войне на Востоке наступит решительный перелом. В ставке разрабатывается небывалая по своим масштабам стратегическая операция. Собранные в кулак танковые соединения Гудериана и Гота на центральном секторе фронта сокрушат противника. К тому времени в руках солдат фюрера будет новое оружие...