С тех пор туманы на Огненной Земле не стали реже, чем во времена Магеллана. Но сквозь туман этот не пробиваются больше огни. Пятеро последних ягана, нищие, больные туберкулезом, ютятся на окраине поселка Вальеверде.
А на восточном побережье скалистого островка Веллингтон доживают свой век на «Вспомогательной станции для индейского населения» несколько семей алакэлуфов. Станция носит идиллическое название — «Пуэрта-Эден», что переводится как «Врата Рая». «Врата Рая» состоят из приземистого барака — резиденции командующего станцией ефрейтора чилийской армии — и нескольких хижин из прутьев и тюленьих шкур, где обитают человек тридцать алакалуфов.
Иногда, когда им надоедает однообразная пища — кукурузная каша да консервы, алакалуфы, спускают на воду долбленые лодки, грузят в них женщин, детей и собак, разжигают на дне лодок огонь и отправляются на охоту за тюленями и выдрами, шкуры которых можно продать матросам со встречных судов. Вот как описывают встречу с ними этнографы Делаборд и Лоофс, которые пять лет назад путешествовали на чилийском корабле среди островов Патагонского архипелага.
«— Индиос, индиос! — неожиданно крикнул один из наших матросов, стоявший у поручней, и указал на приближающуюся лодку.
Под дождем юноша с непокрытой головой и две женщины стоя медленно и осторожно гребли длинными узкими веслами; несколько детей с растрепанными черными волосами сидели на корточках под навесом, по щиколотку в воде, набравшейся на дне лодки. Индейцы приближались к пароходу без страха, но и без радости, как дитя приближается к тому, кого оно не знает, но кто его не обидит. Они подплыли к борту нашего корабля, им бросили канат. Они привязали свою лодку и почти два долгих часа сидели в ней молча, почти неподвижно, обратив к нам лица с немым выражением ожидания и неопределенного любопытства.
Индейцы безмолвно предлагали нам свои немудреные предметы обмена: чолгас и чорос — громадные съедобные раковины, морских ежей, тоже огромных размеров, и маленькие, сплетенные индеанками тростниковые корзиночки.
Мы хорошо знали, чего они ожидали от нас, и бросили им хлеб, сигареты и старую одежду. Наши подарки падали большей частью в воду, а индейцы их молча подбирали. Только изредка их лица с прилипшими мокрыми прядями черных волос кривились в подобие улыбки, так что раскосые глаза почти совсем исчезали в складках кожи. В серьезности этих лиц, особенно детских, в безмолвии этих людей было столько подавленности, что к горлу подступал комок.
Наконец-то нам удалось увидеть индейцев племени алакалуф. Мы всматривались в эти серьезные, безмолвные лица и чувствовали, что бесконечная их грусть вызвана не только мрачной природой, их родных мест, непроходимыми лесами Анд, бесприютными горами, вечным дождем, не только однообразием вереницы дней без солнца и ночей без звезд, но и глухим, смутным, как медленно действующий яд, сознанием неизбежной гибели их рода.
...Свистки с корабля звали матросов на места, и под громыхание цепей был поднят якорь. Большие альбатросы парили над кораблем. Последние канаты, которые связывали нас с черными, мокрыми каноэ, были подняты, как будто мы хотели освободиться от тягостного, компрометирующего спутника. Индейцы молча поднялись в лодках и начали грести. Неожиданно, как сердитое прощание, прозвучал короткий сиплый лай собаки. И снова все окутала тишина, такая же глубокая, как и два часа назад, когда лодки появились из тумана. Шел дождь, люди и лодки снова возвращались в небытие. Они растаяли в туманной мгле, как исчезают при пробуждении ночные кошмары...»
Л. Минц
Северная лихорадка
«Научно-техническая революция открывает перед человечеством беспрецедентные возможности преобразования природы, создания огромных материальных богатств, умножения творческих способностей человека. В то время как эти возможности должны были бы служить благу всех, капитализм использует научно-техническую революцию для увеличения прибылей и усиления эксплуатации трудящихся».
Этот вывод международного Совещания коммунистических и рабочих партий в Москве снова и снова наглядно подтверждается реальностью современной жизни стран капитализма. Один из примеров — «нефтяной бум» на Аляске, о котором пишет в своем репортаже итальянский журналист Гуидо Джероза.