— Денисов?! — удивился Губенко. — Каким ветром?! Ты где сейчас? — Он обычно ревниво следил за продвижением по службе своих знакомых и, встречаясь с ними после долгого перерыва, заметно волновался.
— Все там же. На вокзале.
— Перешел в уголовный розыск?
— Нет, стою на посту.
— Но ты ведь на юрфак поступил? — Губенко успокоился. — Почему тебя все еще держат на посту?.. Ты Сапожникова не знаешь? Он из вашего управления, инспектор по кадрам. Я, между прочим, хотел его о тебе спросить... Двенадцатого мы вместе зачет сдавали, и я не успел. Понимаешь, понедельник, летучка, тут мне еще взносы собирать...
— Четверг, — уточнил Денисов, — двенадцатого в том месяце был четверг.
— Правильно, в понедельник я теорию сдавал. — Губенко недоверчиво покосился в его сторону. — Все равно не успел поговорить о тебе.
— Это вовсе не обязательно.
— Все! — сказал Шагалов, подымаясь. — Можно отдавать печатать. — Он вышел из-за стола и остановился напротив Денисова. — Ну, что нового? Дал тебе Блохин какое-нибудь запутанное преступление?
— Дал! — Это и было тем главным, что привело Денисова в эту комнату. — Сначала не хотел давать, говорил: постовому не положено. А потом дал — кражу чемодана у билетной кассы, с прошлого лета... Губенко присвистнул.
— Подозреваемый есть?
— Никого, даже свидетелей. Потерпевшая ждала очереди за билетами, чемодан стоял сбоку... В деле только один допрос и три постановления.
Врожденная тактичность не разрешала Денисову прямо попросить о помощи.
— Как ты собираешься поступить? — спросил Губенко.
Денисов пожал плечами.
— Я бы отказался от такого добра. — Губенко поднял руку, и тонкий золотой поплавок на его пальце запрыгал по вьющейся шевелюре, как по волнам.
Зазвонил телефон.
— Вы ошиблись, — сказал Шагалов. Он положил трубку. — Эту кражу мог совершить и вокзальный вор, и просто карманник. Мы, между прочим, взяли в том году одного очень интересного типа. Ты помнишь тот случай — по-моему, пятнадцатого сентября в ГУМе.
— Это было в субботу, — подсчитал Денисов и неожиданно покраснел.
Шагалов внимательно посмотрел на него.
— Это трудно? Вот так, за прошлый год?
— Система. Пустяки.
— Денисов в своем репертуаре! — рассмеялся Губенко. — Hv что? Пора, пожалуй, бежать. Ты заходи, может, что-нибудь придумаем!
— Я дам тебе адрес Дмитрия Ивановича, — сказал Шагалов, когда они остались одни, — в психологии карманного вора он разбирается отлично.
— Может быть, зря я попросил это дело? Рано мне?
— Ничего не рано! С нераскрытым делом всегда так, поэтому оно и нераскрытое!..
До начала зимней сессии Денисов не успел заняться нераскрытым делом — не хватало времени. Положенное число часов складывалось в сутки, а там уже — не успеешь заметить — проходили недели.
С восьми до шестнадцати он нес службу в залах вокзала или на платформах — смотрел за порядком, не разрешал распивать водку в буфетах, объяснял, как проехать в ГУМ, ЦУМ, на Красную площадь, приводил к родителям заблудившихся детей, выслушивал, советовал, рапортовал. Сдав смену, тут же наскоро перекусив, ехал в читалку на улицу Герцена, переписывал конспекты, зубрил немецкий, мчался на семинарские занятия, а всю обратную дорогу домой, в электричке, читал учебник и только в самом конце пути, топая пешком от Бирюлева к поселку, мысленно возвращался к нераскрытому преступлению.
Тут он начинал идти медленнее и тщательно контролировать мысли, которые никак не могли замкнуться в ограниченном Денисовым кругу скучных фактов. Только увидев издалека за деревьями два ярко освещенных окна, Денисов давал себе команду «отбой» и с облегчением ускорял шаг.
Несколько раз, стоя на посту, он видел старшего инспектора Блохина. Маленький, неразговорчивый, в коротком осеннем пальто и финской меховой кепке, с газетой в руках, Блохин каждый раз внезапно появлялся в проходе между скамьями, развертывал газету и поверх нее сосредоточенно-тяжело осматривал зал. Постояв минут пятнадцать, он исчезал так же внезапно, как и появлялся.
С Денисовым Блохин не заговаривал и никогда не напоминал о нераскрытом преступлении, словно ожидая того дня, когда Денисов сам подойдет к нему и беспомощно разведет руками. В том, что такой день наступит, Блохин, вероятно, не сомневался, и, чувствуя это, Денисов нервничал и злился.
Несколько раз, улучив свободное время, Денисов подходил к кассе, у которой была совершена кража. Становился в очередь и внимательно приглядывался к окружающему. Поверх голов ему был виден все тот же огромный непроветренный зал для транзитных пассажиров, глухие стенки выстроенных буквой «П» автоматических камер хранения, остроконечные галстуки-регата на прилавках киосков и люди, сидящие, как На стадионе, ровными рядами.