Тем более что, кроме заказа сегодняшнего дня, есть заказ будущего. Такой, например. Чем мощней энергетика, тем, понятно, сильней промышленность, но тем больше выделяется в атмосферу тепла. Сейчас этим можно пренебречь. И еще долго можно будет пренебрегать. Но уже к концу XXI века деятельность человека может ощутимо повысить температуру Земли, что по многим причинам нежелательно. Очевидно, развитие только земной индустрии имеет предел. Значит, производство должно выйти за пределы земного шара. Не сегодня, даже не завтра. Но плацдарм должен быть готов уже завтра.
Поэтому, когда мы говорим, что полеты в космос, к Луне, к далеким планетам служат делу всего человечества, то в этих словах заключен великий смысл. Это работа на благо своей страны, на благо настоящего и будущего, на благо всей Земли.
В лазерном луче свет обретает яркость тысяч солнц. Таким «лазерным лучом» научно-технического прогресса стала работа лунного вездехода. Как до этого им был полет первого спутника. Полет первого космического корабля. Прилунение первой автоматической станции. Первый зондаж венерианской атмосферы. Лунный день не раз сменялся лунной ночью, температура прыгала от плюс ста с лишним до минус ста с лишним, за кратером следовал кратер, — более чем за три месяца луноход не знал ни одного отказа. Экзамен держал не только он. Отечественная радиоэлектроника, отечественное приборостроение, автоматика, металлургия, прикладная физико-химия — все выкованные нашей наукой, техникой и промышленностью звенья работали столь безупречно, как будто по Луне двигался не опытный образец инопланетного транспорта, а давным-давно опробованная земная машина. Космический уровень техники — это прежде всего высочайший уровень новизны, качества и надежности. Это и новый уровень человеческого дерзания.
Минувшая космическая пятилетка началась с мягкой посадки «Луны-9». А закончилась длительной экспедицией лунохода, буднями разведки далекой Венеры. Таков сегодняшний размах наших свершений.
Д. Биленкин
Путешествие за риском
«Комсомол всегда делом доказывал способность сосредоточить усилия молодежи на главных направлениях. Мы высоко ценим шефство комсомола над ключевыми объектами нашего промышленного строительства».
Из речи товарища Л. И. Брежнева на XVI съезде ВЛКСМ
Мы остались одни, даже не догадываясь, что стоим не на том шоссе. Конечно, лучше бы выйти завтра утром, но очень уж не хотелось терять вечер: мы рассчитывали, что сегодня же выйдем к лавинной станции. Еще виден был свет неба и дорога до поворота; но небо меркло, а дорога уходила за скалу. Оставалось только идти и ждать, как скоро мы останемся наедине с ночью и даже не будем знать точно, с какой стороны у нас пропасть — везде будет ночь.
Захотелось замереть, не двигаться.
Заглянув в пропасть, я не в силах был отвести взгляд. Но глаза видели только глубину, отказываясь рассматривать дно: там едва заметно сумерки шевелили темные глыбы обломков.
— Только лететь минут пять, — не удержался я.
Но Орлов не захотел смотреть вниз.
— Может, кто подвезет. Всегда так бывает: на середине кто-нибудь, а подвернется.
...Еще утром над Яванской долиной мы видели другую дорогу. Яван гляделся с нее игрушечным городом без людей, и у обочин мы находили перья орлов.
Машина встала на дыбы, опрокинув нас на спину. В ветровом стекле стояло только небо, такое чистое и голубое, что его можно было резать на куски и устилать ими минареты где-нибудь в Самарканде или Бухаре. В стекле не дрожало никакого ориентира, и я действительно не знал, поднимаемся ли мы в небо или нет. Машине с фермой на прицепе надо было подняться на гору, и гора напоминала собой лежащего на земле быка, припавшего к ней не от усталости, а чтобы прыгнуть. Путь лежал по самому его «хребту» среди торчащей шерсти трав. Я уже чувствовал противный холод внутри, а мы только взбирались на «крестец».
Трава вошла в небо снизу, но так и не вытянулась в полный рост, дорога опять запрокинула нас. И тут же справа открылся откос, весь желтый от высохшей травы. Теперь надо было развернуть машину на пятаке над пропастью, иначе передние колеса уйдут вниз. Тогда ферма, накатившись сзади, толкнет нас всем своим страшным весом. Ее масса была теперь угрожающей нам силой, готовой каждое мгновение изменить направление. Захотелось что-то сделать, но то единственное, что можно было предпринять, — это поверить Борису. И я поверил ему, но лишь умом, понимая: не может же он так запросто убить нас всех троих, в том числе и себя. И когда он вывел машину из крена и впереди до самого хребта легла за стеклом пыль избитой дороги, когда колеса разбрызгали ее фонтаном, как воду, и нас опять прижало к сиденью — теперь уже надолго, — захотелось заискивающе заговорить с Борисом. Но о чем?