«Достаточно какому-то новому продукту на короткое время завладеть рынком, как это делает фабрикантов миллионерами, — продолжает «Тру», — Неудивительно, что компании делают максимум возможного, чтобы защитить свои секреты и, наоборот, вызнать секреты конкурента».
— Будем говорить прямо, — замечает Камминг. — Кругом ведь одни каннибалы.
Формула столь же хлесткая, сколь и реалистичная для деловой сферы. Каковы намерения конкурентов? Источники сырья? Готовится ли рекламный поход? Ответы на все эти вопросы иногда столь важны, что предприниматели не останавливаются ни перед чем, чтобы добыть их. Сразу вспоминаются слова Маркса о том, что там, где капитал видит грядущую прибыль в 300 процентов, он не остановится ни перед каким преступлением...
Дюпон де Немур, титан мировой химической промышленности, содержит мощную разведслужбу, в чью задачу входит сбор информации «определенного содержания». Поступающие данные заносятся на карточку; ежегодно таких карточек появляется более 50 тысяч...
— Сейчас я как раз занимаюсь одним очень интересным делом, — рассказывает Камминг. — Один из моих клиентов убедился, что каждый раз, как он предлагает важную сделку, кто-то из его конкурентов перебивает у него заказ. Его фирма расположена в предместье большого города, и все телефоны проходят через пригородную АТС. Вскоре выяснилось, что конкурентов информировал... вице-директор предприятия, проработавший там тридцать лет. Из них десять лет он занимался шпионажем... Представьте себе только — десять лет! Мой клиент признался, что, узнав правду, он с трудом удержался от того, чтобы не размозжить ему голову бейсбольной битой.
Нет ли у Монти Камминга сейчас угрызений совести, интересуется журнал «Тру». Ведь вся его прошлая деятельность далеко не безупречна...
— Оставьте, — прерывает мастер шпионажа. — Меня принимали самые незапятнанные адвокатские конторы, самые громкие фирмы. И если уж такие клиенты не обеспокоены вопросами этики, почему я должен быть большим роялистом, чем король?..
М. Беленький
Люди тростниковых островов
— Гринго, те обычно платят триста солей...
Лицо рыбака было непроницаемо, словно у таможенника, упрямо твердящего: «Товар к провозу недозволен». Но дело происходило не на границе (хотя граница здесь недалеко), а на берегу озера Титикака, в Андах, и я уже знал, что от меня требуется одно — терпение. В самом деле, выдержав паузу, индеец-аймара сплюнул мне под ноги, что выражало отнюдь не презрение, а согласие вести диалог дальше.
— Вы хотите поехать к уру? — еще раз переспросил он.
— Да.
— И вы не гринго?
— Нет, я француз.
— Тогда двести солей.
Мы ударили по рукам и полезли в лодку, которую покачивало на нешуточной волне озера Титикака. Это внутреннее море Южной Америки площадью в 8340 квадратных километров вытянулось на 165 километров, замыкая с юга Перу. Название озера трактуют по-разному: Свинцовая гора, Ягуарья гора, Полая гора. Во всех случаях в названии присутствуют горы, что естественно: озеро лежит почти на четырехкилометровой высоте.
На горизонте — граница с Боливией. Смотря вдаль, поражаешься игре красок на Титикаке: цвета меняются трижды в день, как в витражах Шартрского собора. Поутру озеро пронзительно-голубое, днем серо-стальное, вечером — темно-багровое. Это в тихую погоду. Но на озере случаются самые настоящие бури, когда волны опрокидывают рыбачьи лодки индейцев. А глубина здесь достигает 272 метров...
Обо всем этом нелишне помнить, поскольку мне предстоит поездка в центр великого озера Южной Америки, на острова, где живет удивительное племя индейцев уру. Я не оговорился — уру живут именно посреди холодного озера на островках, образованных сплетением тростника. Народ этот насчитывает тысячелетнюю историю, а ныне находится на пути к угасанию.
...Дороги в Андах не только вызывают головокружение бесконечными виражами, не только стискивают голову обручем боли из-за нехватки кислорода, здешние дороги не имеют покрытия, и путешественник глотает добрых сто граммов пыли на каждом километре пути. Но все это позади. Сейчас мы плывем на моторной лодке к тростниковым островам. Правда, и тут не обошлось без трудностей: после нескольких сотен метров на винт наматывается пук травы, пришлось остановиться и очищать его.
Прошел час. Наконец, впереди показывается частокол тростника. К этому времени мой бок, обращенный к солнцу, успевает прожариться до костей, в то время как с другой стороны холод от воды становится просто невыносимым. Обычная история в высокогорье.
При подходе к зарослям видим, как оттуда вспархивает стая уток и уносится в сторону боливийского берега. Зато фламинго смотрят на нас с той же бесстрастностью, как в зоопарке. Впрочем, им здесь не приходится опасаться человека.
Внезапно слева раздается гул, перекрывающий стрекотанье нашего моторчика. Это нагруженная донельзя, осевшая по самый борт шаланда перевозит пассажиров из Боливии в Перу. Боже, мелькает у меня в голове, достаточно маломальской волны, чтобы... Нет, лучше не думать.
Первый сюрприз: никаких признаков жизни в тростниковых зарослях. Я смотрю во все глаза, кручу головой. Нет, тихо. Мой кормчий ловко направляет лодку в протоку. Стебли высокого камыша нещадно хлещут по спине. Я закрываю объектив фотокамеры. И тут же вижу деревню: дома из тростника, лодки из тростника, пейзаж из тростника... Поистине, это шедевр камуфляжа!
Двое-трое детишек, выкрикивая что-то тоненькими голосами, показывают, где можно причалить. Я выпрыгиваю на твердь... которая тут же мягко проваливается подо мной. Ноги по колено уходят в холодную воду. Детишки прыскают. Да, здесь, пожалуй, резкие прыжки неуместны.
Для привычных уру толща полусгнившего тростника, наслаиваясь в течение нескольких поколений, прекрасно выполняет роль губчатого матраса.
Взрослых я покамест не вижу. Первые женщины, показавшиеся из плетеных тростниковых хижин, закрывают ладонями лица, когда я нацеливаюсь на них фотокамерой. Кое-кто опрометью бросается назад в дом.
— Уру считают, что это насылает на них болезнь, — с просвещенной снисходительностью поясняет мне проводник-кормчий.
Прячу камеру в футляр. Напряжение ослабевает.
Женщины-островитянки ходят во всем гардеробе сразу. Впрочем, при здешней температуре это не удивительно. Разноцветные одежды надеты одна на другую. Пышные волосы собраны в косицы. Голову венчает традиционный котелок.
Постепенно налаживаются контакты. Мелькают улыбки. По кругу идет моя пачка сигарет. В знак приязни мне предлагают прогулку в тростниковой пироге.
Ощущение странное — дно лодки колышется сильнее, чем почва острова. Я усаживаюсь на «банке» из двух плотно связанных снопиков, парень-провожатый берет в руку шест и отталкивается...
Кто такие уру? Их осталось около тысячи человек, разбросанных на нескольких островах, как две капли воды похожих на тот, где я находился. Правда, собственно уру практически исчезли. Нынешний народ смешался с окрестными индейскими племенами. Об этом свидетельствуют два антрополога, составившие капитальный труд об уру, — перуанский профессор Карреон и Жан Веллар из Парижского музея человека. Они полагают, что уру — последние представители древнейшей народности Американского континента. К 1945 году их оставалось всего семеро. А три года назад умерла последняя уру по имени Хесуса Салинас (крестили ее, естественно, миссионеры). Это была старая индианка с правильными чертами лица, высоким благородным лбом. Ученые смогли беседовать с ней незадолго до смерти и записали на пленку сохранившиеся в ее памяти рассказы.
По мнению этнографов, уру — первые обитатели Анд — появились здесь около 7000 лет до новой эры. Поначалу они селились по берегам озера и в долинах. Но после того как в эти места двинулась вторая волна пришельцев — народ индейцев аймара, — уру, потеряв свои плодородные земли, переселились на тростниковые острова посреди озера Титикака. Здесь по крайней мере они чувствовали себя в безопасности. «Все уру живут на островах из тоторы» (так называется тростник), — записал первый из увидевших их европейцев, отец иезуит Хосе д"Акоста в 1580 году. Полностью отрезанные от остального мира, уру постепенно впадали в безвестность.