Дорога пересекала границу с Якутией, разрезала тундру, покрытую кедровым стлаником, уходила в бесконечность...
Байкало-Амурская магистраль, Всесоюзная ударная комсомольская стройка, жила, действовала, работала.
На Якутском тракте один из мостов ремонтировался, и все машины переезжали реку рядом, по броду. Один из наших шоферов — Янушаускис — сбавил скорость на броде. Вместо того чтобы, как учил его Айвар, заранее переключить скорость и идти через водное препятствие, безжалостно давя на газ, ходом, он, наоборот, сбавлял обороты двигателя и застревал, чем потешал всех нас. Янушаускис — длинный парень с гоголевским носом и волосами, спадающими на плечи, придумывал всякие оправдания, удивлялся — как такое могло случиться, но повторялось это почти каждый раз.
Машину вытащили на руках. Шоферы, которые мыли машины, уперлись вместе с нами в бока «рафика», и он выскочил из воды, как пробка.
Но в Амурской области мы едва не попали в более серьезную передрягу. Километров тридцать дороги были в очень запущенном состоянии. Со всех сторон на нее лезла буйная дальневосточная растительность. Лес вокруг, казалось, вот-вот поглотит узкую извивавшуюся полоску земли. «Рафики» все время проваливались в ухабы, цепляли мостами. На дороге лежал тончайшего помола чернозем. В дождь он становился настолько скользким и липким, что по нему трудно было идти пешком, на подошвы налипали громадные комья.
Съехав в кусты, водитель какого-то ЗИЛа менял колесо. Мы остановились возле него. Он сказал: «Езжайте, не теряйте времени. Через полчаса будет ливень». Действительно, небо темнело на глазах, как вечером. «Там впереди речка и мост на плаву. Речка от дождя моментально вздувается, может и мост унести».
Валдис разглядывал небо, ничем не обнаруживая, что собирается торопиться. Потом он собрал водителей и стал рассуждать, как мы будем действовать в дождь. Машины могут, например, сцепиться и, то толкая, то вытаскивая одна другую, будут двигаться вперед. Кроме того, говорил он, у нас есть специальные барабаны, которые ставятся на колеса, а затем на них наматывается закрепленный за дерево трос — что-то вроде лебедки самовытаскивания. Айвар тут же подсчитал, что запасов продовольствия нам хватит, чтобы переждать любое стихийное бедствие. Когда мы все-таки тронулись, стало так темно, хоть зажигай фары.
Мост действительно был похож на понтонный, он стоял на плаву и, чтобы течение не унесло его, по бокам был слегка притоплен бетонными монолитами.
Мы переехали этот мост и остановились на противоположном берегу, здесь нас нагнал знакомый водитель ЗИЛа. Ливень хлынул сразу, стеной. Гнуло деревья и покачивало машины, в которых мы укрылись. Моментально вздувшаяся река рвалась через мост, как через плотину...
Влажное дыхание океана начинает чувствоваться сразу за Хабаровском. Безжалостно печет летнее солнце, воздух дрожит, струится. Болота, густой кустарник, высокие травы наполняют воздух душными испарениями. Прилипает к телу одежда, блестят мокрые лица, скользит в руках хромированное железо...
Скоро Владивосток, Тихий океан, конец пути. Какими бы интересными ни были наши пути-дороги, всем хочется, чтобы они кончились. Мы все читаем цифры на километровых столбах — сколько там до финиша? Кто-то даже пошутил, что осталось меньше, чем написано. Ведь счет ведется от главного почтамта каждого города. Стало быть, городская черта на десяток-другой километров ближе.
Доктор, который не прекращает медицинские осмотры, говорит, что все мы здоровы, но очень утомлены. Еще бы! Мало кому сегодня приходится так долго находиться в пути. Двадцать лет назад я ездил из Москвы во Владивосток поездом, который шел почти две недели, и думал, что заболею от нервного истощения, — таким долгим казался мне этот путь. А на этот раз мы целых два месяца в дороге — жара и пыль, ночевки под открытым небом, комары, ночной холод, завтраки и ужины у костра. Но у нас есть дело, и оно помогает нам мириться с трудностями пути.
Маршрут в шестнадцать тысяч километров подходит к концу. Где-то в Западной Сибири мы отстали от графика на три дня, теперь приходим с опережением. Но закончить путь раньше времени мы не имеем права, поэтому сворачиваем в дачное место недалеко от города.