Дамбы канала и водохранилища, соединяясь, ограничивают северо-западный угол территории КАРОСа. Отсюда открывается желто-зеленое бескрайнее пространство, четко расчерченное на прямоугольники тонкими голубыми линиями. Эти прямоугольники, так называемые рисовые чеки окантованы по краям каналами-оросителями и каналами сброса.
Переходя от чеки к чеке, можно увидеть, как растет рис. Поле-озеро, над которым золотыми волнами переливается на ветру доспевающее зерно. Поле, где уже спущена вода, топкое, как болотная трясина,— рис здесь поспел, но убирать его начнут дней через десять, когда по высохшей земле смогут пройти тяжелые машины. Поле где ломаной шеренгой движутся ярко-красные комбайны и выстилают изумрудное жнивье длинными ровными валками скошенного риса. У комбайна, поставленного на обмолот, можно сойти с дороги перед ревущими грузовиками, уходящими на элеватор, и набрать горсть тяжелого шершавого темно-желтого рисового зерна.
Рис — культура чрезвычайно выгодная. При умелом и старательном возделывании он дает поразительные урожаи. Но, с другой стороны, он требует труда и опыта побольше, чем другие зерновые. Рисовое поле недостаточно просто вспахать и засеять. После посева забороненное поле необходимо прокатать катком, уплотнить землю, чтобы вода, которой заливают чеку, не вымывала из земли семян — на радость птичьему народу в голодную весеннюю пору. А потом неусыпно следить за водой, вовремя доливать ее и вовремя спускать, учитывая испарение на жгучем здешнем солнце и пусть нечастые, но тем не менее случающиеся дожди. Рисовое поле очень капризно реагирует на влагу не дольешь или перельешь на два-три сантиметра — недоберешь десяток центнеров зерна.
Ну, а прежде всего поле нужно построить выровнять, выгладить его поверхность, сделать его горизонтальным, как бильярдный стол, окружить водонепроницаемыми дамбами, подвести несколько каналов и оборудовать их устройствами для залива и спуска воды.
Саша Доронин находился в поле — в самом прямом и точном смысле этого слова. Шел по автомобильной колее, накатанной грузовиками и автоскреперами. Нес на плече легкий штатив, а под мышкой — небольшой серый ящичек с нивелиром. Рядом с ним техник-геодезист Наташа Ефимова несла полосатую длинную рейку — основной ее инструмент. Шли они на строительство поля.
Стоял сентябрь — самое лучшее в низовьях Волги время. Дул легкий ветер, было прохладно, солнечно, сухо, и не зудели комары. И, что приятнее всего, не было пыли. Правда, это длилось до тех пор, пока они не подошли к участку, где скреперисты строили поле под очередную рисовую чеку.
Ножи работавших с рассвета скреперов срезали тонкий слой почвы, обнажали плотный и сухой суглинок, и он пылил, как в знойную сушь в разгаре лета. Для работы с нивелиром пыли, пожалуй, было многовато. Ее несло по ветру, как дымовую завесу, она поскрипывала на зубах и оседала на ресницах.
Остановившись на краю участка, мастер и техник ждали, когда их заметят.
А их заметили издалека, в степи не спрячешься, здесь человека видно за десяток километров. Скрепер, подъехавший вплотную, резко затормозил. С капота трактора потоком хлынула бежевая пыль. Лязгнув, открылась дверца. С гусеницы на землю спрыгнул бригадир Анатолий Солодилов.
— Здравствуйте, Саша и Наташа! — улыбнулся бригадир.
Девушка охнула от железного рукопожатия. Саша напрягся, чтобы не сморщиться от боли в пальцах, и ответил с почтением:
— Добрый день, Анатолий Григорьевич.
Впрочем, почтение в голосе мастера было отнюдь не мимолетным. К этому бригадиру и ко всем его ребятам Саша испытывал почтение искреннее и постоянное — эта бригада была гордостью не только их прорабского участка и не только ПМК-22, но всего главка «Астраханрисстрой». Пятеро солодиловцев, четыре скрепериста и один бульдозерист, могли в любое время года спокойно и без лишних слов дать полторы-две нормы выработки и постоянно занимали первое место в соревновании скреперных бригад. Проигравшие говорили полушутя, но не без досады, что у Солодилова есть какой-то «секрет».