— Погодите, погодите... «Смешались в кучу кони, люди»,— остановил меня задетый за живое Холмогоров.— Давайте выясним: какие болота? Они ведь у нас неодинаковые: одни, низинные, находятся в поймах рек, другие — верховые — в их водоразделах. Из-за каких болот сыр-бор разгорелся? Если из-за верховых, тут и спорить нечего — они ведут себя в интересах всей природы. Такие беречь надо пуще глаза ради сохранения рек. Волга начинается с верхового болота, и Днепр тоже... Ну а низинные...— Евгений Павлович усмехнулся.— Да, их уничтожать надо.
— А есть ли гарантия, что, осушив эти болота, у вас вырастет здесь взрослый лес или же освободится площадь под пашню? Есть ли гарантия, что это будет цветущая пашня с обильными урожаями зерновых, овощей, кормовых трав, а не хвоща с сурепкой…
— Поймите, Вологодчина — это край большой воды. У нас переувлажнен каждый второй гектар. Ущерб, который наносят болота, топи, бочаги, кочкарники, огромен. Они, по крайней мере, вдвое снижают производительность лесов. Это официальные данные. О земледелии я вообще не говорю... здесь потери непредсказуемы. Так что вопрос, быть или не быть мелиорации, снимается самой жизнью. Быть!
— Против этого никто не спорит,— сказал я.— Вопрос, видимо, упирается — как проводить мелиорацию.
— «Как» — это существенно. Когда мы сдаем объект, обычно говорим земледельцам — земля еще «полуживая», только что с «операции», ее вынянчить надо органикой и навозом, иначе урожая не будет... Пятьдесят лет назад Вильямс предупреждал: «Осушение переувлажненных земель ни в коем случае не должно превращаться в иссушение их». Да что это я так разговорился? — шутливо одернул себя Евгений Павлович.— Сейчас приедем на место, и вы увидите своими глазами, как мы делаем у себя...
Машина свернула с шоссе и вскоре остановилась. Торфяное пространство Маеги растянулось на четыре с лишним сотни гектаров, часть которых была уже занята овсом пополам с горохом. Дальше шли отведенные под мелиорацию земли объекта Якимовицы, а за ними Почигорка — там работы еще только начинались.
Вроде бы я готовил себя увидеть поле, но все-таки растерялся. Не думал, что оно будет таких размеров. Срединная Россия — да и только! Северные пашни и луга, которые я видел раньше, это, как правило, крохотные пятачки земли — в среднем 2—4 гектара, разделенные тайгой и кочкарником, на которых ползает громоздкая техника. А здесь, освобожденное от чахлого редколесья и топей, поле убегало за горизонт, терялось в сиреневой дымчатой мгле. Оно было сплошь изрезано магистральными и оградительными каналами, в которых скапливалась избыточная влага. Отобранную у болот грунтовую воду в любой нужный момент можно было использовать для орошения. Это, как сказал мне Холмогоров, на языке мелиораторов называется «принцип двойного регулирования». Раньше эту воду сбрасывали в реки. На стационарной опытной площадке был оборудован смотровой колодец. Евгений Павлович заглянул в него и вроде бы остался доволен уровнем подпочвенных вод.
Проходя мимо густых, в человеческий рост кормовых трав, он напомнил :
— Взгляните-ка на эту сурепку с хвощом. Растет! А вы говорили...— Он засмеялся, довольный.— У нас здесь все по науке делается...
Вообще, попав на «свою территорию», начальник ПМК повел себя удивительно раскованно: громче, отрывистее стал голос, походка стремительнее. К Холмогорову подходили инженеры, механизаторы, спрашивали, требовали, вступали в спор, но Евгений Павлович, на ходу отдавая распоряжения, спешил к дальней кромке леса, где работали невидимые отсюда одноковшовые экскаваторы, мощные бульдозеры, корчеватели. Это была еще нетронутая площадь, «нулевой цикл», как выразился Холмогоров, и нужно было узнать, как там идут дела.
Мы шли по укатанной дамбе, которая ограждала осушенные площади от паводковых вод и одновременно служила дорогой на Якимовицы и Почигорку. Я обратил внимание на старенький экскаватор, которым управлял паренек с потным, измученным лицом. Что-то у него не ладилось.
Я хотел подойти поближе, но Холмогоров деликатно придержал меня локтем.
— Не надо ему мешать, ученик все-таки.— Он с болельщицким азартом следил за параболами ковша, но в действия машиниста не вмешивался.— Это Олег Белков, упорный, между прочим, парень. Три года проработал в нашем ПМК слесарем, а потом заскучал: «Отправьте,— говорит,— меня на курсы экскаваторщиков».— «Ну что ж,— отвечаю,— дело стоящее. Нам экскаваторщики нужны. Оформляй документы!» Сейчас у него здесь практика.— Он напоследок взглянул на Олега Белкова и увлек меня за собой.