Фургон уехал; Чарли опять сел в долбленку и поплыл вниз по ручью на болота. Не одна сотня ярдов пролегла между ним и становищем, а дохлой рыбы все не убавлялось. Когда он вернулся, на мостках его ждала Лилли.
— Гамбо захворал,— сказала она взволнованно.— Съел дохлую рыбу из ручья, а сейчас занемог...
— Где он? — спросил Чарли, не дослушав ее.
— Вон лежит, у кладовки. Обнаружив, где лежит енот, Чарли
стал рядом с ним на колени. Зверек издыхал, это было ясно с первого взгляда. Из пасти у него валилась пена, тело сотрясали жестокие судороги. Когти яростно скребли по земле — как часто, требуя ласки или угощения, он так же отчаянно царапал Чарли по голове... Старый индеец положил голову Гамбо себе на ладонь, поглаживая его другой рукой по спине. На мгновение еноту как будто полегчало; но вот длинная судорога в последний раз прошла по его телу, и он затих навсегда. Долгие минуты Чарли не поднимался с земли, держа мертвого зверька на коленях. Потом встал, отнес его в кладовку и положил на пол.
Он сел у ручья, задумчиво глядя на воды, текущие мимо. Лилли приготовила тушеных овощей, испекла свежий кукурузный хлеб, но старик не притронулся к еде. Горе рушилось на него со всех сторон, не давая опомниться, собраться, вникнуть. Душа просила одиночества и покоя.
Вечером он достал в кладовой несколько досок и, подсев к огню, начал сколачивать маленький гробик. Закончив работу, он опустил в гробик Гамбо, взял тыкву-погремушку, разломил надвое и положил половинки рядом с мертвым енотом. Потом закрыл гроб крышкой, забил и отнес обратно в кладовую...
Наутро, не присев к столу, где стояла миска горячей кукурузной каши и кружка с дымящимся кофе, Чарли отнес гробик в долбленку, сходил за топором и мотком веревки и оттолкнулся шестом от берега. Он плыл вниз по течению мимо отравленных рыб, черепах, аллигаторов — смерть шаг за шагом шествовала по болотам.
Он работал шестом мерно, как заведенный, и даже не заметил, как вышел за границу отравленной зоны. За короткое время долбленая лодочка пересекла болото и окунулась в безбрежное море осоки.
Достигнув Трава-реки, Чарли свернул на восток, а немного спустя — на юг, не останавливаясь, покуда впереди не замаячил большой остров, окруженный плотным кольцом мангровых деревьев с нелепыми корнями, торчащими во все стороны наподобие паучьих лапок, концы которых тонули под водой. За долгие годы в солоноватой затхлой воде накопился бурелом, и в древесных подножиях застоялся всепроникающий гнилостный запах тухлых яиц. Чарли вогнал челнок в нагромождение полусгнивших сучьев, взял под мышку гробик, в руки — топор и веревку и шагнул в воду. Продираясь сквозь мангровую чащобу на сушу, он уже не был мистер Чарли, старик, который слишком зажился на свете и пережил свой век, теперь от головы до пят он был семинол Прыгун, индеец, душой и телом принадлежащий тем дням, когда современных порядков не было и в помине.
На острове, среди виргинских дубов и капустных пальм, то тут, то там, как придется, покоились на земле гробы, и над каждым возвышался своеобразный каркас из кипарисовых жердей — одни стояли прямо, другие покосились, третьи уже полегли. На этот остров издавна его соплеменники свозили усопших.
Поставив гробик на землю, Чарли срубил карликовый кипарис, сложил крест-накрест попарно четыре палки и связал их веревками, а пятую для устойчивости укрепил сверху. Эти крестовины он поставил над гробиком и положил рядом с ним бумажный пакет, в котором шевелились раки.
Столь же безучастно, как по пути сюда, он повел долбленку назад сквозь дебри меч-травы, но когда доплыл до той черты, где на страже болотного царства стеной стояли деревья, взял направо, к тому месту, куда возил Тим-ми смотреть на рощу королевских пальм и на старинный мачете в плену у безжизненного ствола.
Подойдя к мрачному остову пальмы, он занес топор, ударил, ударил еще раз и еще, вгрызаясь в мертвую древесину, покуда ствол не завалился назад и с хрустом рухнул наземь. Мачете высвободилось из многолетнего плена, и Чарли, сжимая его рукоятку, пошел туда, где оставил каноэ. Неожиданно он резким движением повернулся на пятках, закружился, все стремительнее с каждым оборотом — и разжал пальцы. Кувыркаясь в воздухе, как подкинутая монетка, мачете взвилось ввысь, на короткий миг зависло в воздухе, достигнув самой высокой точки, и камнем упало вниз, с громким плеском войдя в темную болотную воду.
Несколько минут старый индеец в молчании смотрел, как расходятся круги над тем местом, где скрылось мачете, и вдруг испустил вопль, истошный, дикий, душераздирающий, от которого вдребезги разлетелась дремучая болотная тишь и пошло перекликаться, замирая, сочувственное эхо... Потом он сел в долбленку и торопливо погнал ее прочь.