Судью, однако, уже одолевало любопытство: впервые в его практике защита подсудимого зиждилась, если так можно выразиться, на шкуре аллигатора, и ему было интересно узнать, что будет дальше.
— Можете продолжать, господин адвокат,— сказал он.
Лайкс склонил голову.
— Мистер Прыгун, давно ли вам знаком этот аллигатор?
— Лет шестьдесят, а то и больше. Старый он был, Фитюлька Джордж.
— Будьте добры, расскажите суду, откуда у аллигатора этот шрам на голове.
По-прежнему медлительно, как бы извлекая каждое слово из глубин памяти и взвешивая его, Чарли отвечал:
— Я нашел этого аллигатора на болотах, когда он был длиной в полруки, принес в селение и держал у себя. Один раз к нам забрел белый мальчик, и Фитюлька подвернулся ему под ноги. Мальчик вытащил из костра головешку и приложил аллигатору к темени. Фитюлька Джордж кричал, плакал, как ребенок, а этот мальчик еще крепче прижимал головешку и выжег у детеныша глаз. Когда я вышиб у него из рук головешку, Фитюлька Джордж был наполовину мертвый. Я приготовил снадобье из трав и корней, замесил на болотном иле, замазал обожженное место и много недель не снимал. Выжил Фитюлька Джордж. А когда он подрос, я его свез на болотный затон и выпустил на волю.
— Случалось вам его видеть с тех пор, как вы его выпустили на затон, и до того дня, как застрелили?
— Да. Я каждую неделю его подкармливал. Чаще рыбы ему привезешь, но бывало, что и кролика. Другой раз курицу скормишь, когда заведется лишняя.
— Иными словами, каждую неделю на протяжении шестидесяти лет вы ездили кормить аллигатора?
— Он был мой друг, а с одним глазом много не наохотишься.
— Мистер Прыгун, почему вы вдруг задумали убить аллигатора?
— Из-за Гамбо.
— А кто такой Гамбо?
— Это енотик, он жил у меня на становище.
— Какая связь между енотом по кличке Гамбо и убитым аллигатором?
— Когда рабочие, которые расчищают болота, отравили ручей, они переморили в нем рыбу, черепах, аллигаторов. Гамбо съел рыбу из ручья и издох. Но перед смертью он сильно мучился от боли, и я не хотел, чтобы Фитюлька Джордж принял такие же мучения, как Гамбо.
— У защиты вопросов больше нет,— сказал Лайкс.
До сих пор обвинитель не предполагал устраивать подсудимому перекрестный допрос, но теперь изменил решение, чтобы вернуть присяжных к тому, что подсудимый нарушил закон. Он сделал несколько шагов к свидетельскому месту.
— Мистер Прыгун, что, по-вашему, предпочел бы сам аллигатор, которого вы называете другом,— жить или получить от вас пулю в лоб?
— Фитюлька Джордж, я думаю, хотел бы спокойно дожить до конца своих дней на болоте, но оказалось — не судьба.
— Вам было доподлинно известно, что яд проникнет дальше на болота и отравит аллигатора?
— Нет, это мне было неизвестно.
— Тогда, выходит, вы, может быть, застрелили его зря. Разве не так, мистер Прыгун?
— Если бы он не отравился, его убили бы машинами.
— Полноте, мистер Прыгун, не все аллигаторы поголовно гибнут при расчистке земель! Многие, наверно, выживают.
— Какие-то спасутся — это правда, но Фитюлька Джордж был больно старый, и видел он хуже других. Он всю жизнь прожил на затоне и других мест не знал — он никуда не ушел бы от машин. Его раздавило бы бульдозером, или он раньше погиб бы от яда, а я не желал ему такой смерти. Он был мой друг.
Обвинитель видел, что бесхитростные, прямые речи Чарли действуют на присяжных даже сильнее, чем его ответы Лайксу.
— У меня нет больше вопросов,— сказал он быстро.
Встал Лайкс.
— Защита кончила допрос свидетелей. У нас все, ваша честь.
Чарли отошел от свидетельского места с несказанным облегчением, что его роль в этом недоступном его разумению действе окончена. Он отхлебнул глоток воды из стакана, а зал притих в ожидании того, что скажут обвинитель и защитник в заключительном слове.
Обвинитель сознавал, что поставлен в трудное, даже безвыходное положение, однако это ничего не меняло: раз налицо нарушение закона, его обязанность как можно более убедительно втолковать это присяжным. Он неуверенно поднялся, повернулся лицом к скамье присяжных и без особого подъема начал:
— Дамы и господа присяжные заседатели! Единственно важный в настоящем деле факт — это факт нарушения закона. Если мы будем допускать, чтобы человек, виновный в нарушении закона, не понес за это наказание по суду, к чему тогда законы? Либо закон есть закон, либо он пустой звук, и только это одно вам требуется решить в данном случае. Для вас нет и не может быть иного выбора, как только вынести вердикт: виновен!