— В провинции несколько промышленных объектов,— рассказывает он. Хлопкоочистительный комбинат, угольная шахта, мясокомбинат, соляной карьер, разработка месторождении барита и гипса. Заканчивается строительство корпусов текстильной фабрики и цементного завода. Когда мы окончательно очистим провинцию от банд, советские и чехословацкие специалисты помогут смонтировать оборудование и наладить современное производство. А пока готовим кадры для этих предприятий...
Неожиданной проблемой, которую пришлось спешно решать, стала добычу соли. После прекращения традиционной торговли с Ираном и некоторыми западными странами — разумеется, не по вине Афганистана — в республике стала ощущаться нехватка соли. Да и не только ее. Иран, например, поставлял нефтепродукты, муку, сахар и прочее...
Но экономическая блокада Афганистана сорвалась. На помощь пришли СССР и другие социалистические страны — направили в ДРА необходимые товары и топливо. В то же время афганское правительство, опираясь на местные ресурсы, стремится максимально ослабить последствия бойкота. Так, соледобытчики Герата решили десятикратно перевыполнить план и отправить в различные районы страны 30 тысяч тонн соли.
Немалая заслуга в том, что хозяйственная жизнь не выбивается из нормальной колеи, принадлежит таким, как Рахим Гуль. Выходец из крестьянской семьи, он быстро находит контакт с рабочими и дехканами, доходчиво объясняет смысл революционных преобразований в стране. Басмачи не раз пытались разделаться с Рахимом Гулем, но безуспешно.
— Однажды вечером,— рассказывал мне Рахим,— прежде чем включить свет, я подошел к окну, чтобы задернуть шторы. В сумерках заметил присевшего за забором человека. В тот же момент вспомнил хриплый голос, который по телефону обещал мне скорую смерть, если я не уеду из Герата. На раздумья не оставалось времени. Стараясь говорить спокойно, приказал сыну позвонить в царандой (Царандой — народная милиция в Афганистане. (Примеч. авт.)) и попросил домашних ни в коем случае не зажигать света. Сын моментально все сообразил, бросился к телефону, а я, прихватив ручной пулемет, взбежал по внутренней лестнице на плоскую крышу. И вовремя — несколько человек уже перебрались через забор и осторожно приближались к окнам. Окликнул их, а вместо ответа — выстрелы...
Завязался бой. Инженер, перекатываясь с места на место за низким каменным карнизом, бил короткими яростными очередями.
— Бандиты наседали, и я никак не мог посмотреть, что делается на другой стороне дома, хотя был уверен, что и там душманы.— Рахим говорил бесстрастно, словно повествовал не о себе, а пересказывал сюжет давно прочитанной книги.— Знаете, это очень неприятное чувство, когда немеет затылок. Когда кожей спины ощущаешь чей-то ненавидящий, смертоносный взгляд. Напряжение достигло высшей точки, и тут в двух шагах ударил — словно по нервам — автомат. Оглянувшись, я увидел вспышки выстрелов и своего сына, ведущего огонь с противоположного края крыши...
Для одиннадцатилетнего Дауда это был первый бой. А внизу дочери инженера — Шикуа и Надя — спешно набивали патронами пустые диски. К счастью, они не понадобились. Услышав шум приближающейся машины, бандиты отступили. На этот раз им удалось раствориться в глухих улочках старого города.
Заслушавшись, я и не заметил, что уже давно стемнело. Густая южная ночь окутала тысячелетний город. Нигде ни огонька, лишь бесчисленные глаза звезд не мигая смотрят на землю. Водитель, хорошо знавший дорогу, решил не зажигать фар...
Пахва выходит на субботник
В полдень солнце упало на землю, и тени исчезли. Я еле-еле плетусь по селению Пахва провинции Инджиль, с трудом ориентируясь в лабиринте глухих глинобитных стен. Людей не видно. Только на тесном перекрестке пристроился на корточках перед наковальней деревенский кузнец, выполняя немудреные заказы крестьян. Кажется, что горна ему не нужно,— так накалена сама земля. После очередного поворота останавливаюсь возле нужной двери. Меня поджидает крепкий белобородый старик в чалме, просторной белой рубахе и калошах на босу ногу. Это Шир Мухаммед, председатель местного кооператива.
Я жду, что меня немедленно проведут куда-нибудь в тень, но — увы! Следует неторопливый, по-восточному многословный обмен приветствиями, и лишь после этого старик жестом приглашает войти. Минуя короткий коридор, прохладный и сумеречный, проходим в залитый солнцем глухой двор. Сюда смотрят окна четырех сложенных из саманного кирпича домов, в которых живут семьи сыновей Шир Мухаммеда. В углу двора загон с одуревшими от жары овцами, на плоских крышах сушатся для них вороха душистого сена.