Выбрать главу

— Георгий Васильевич, а как вы нашли свой первый клад?

— Это было в шестьдесят пятом году, в Витебской области. Серебро, женские украшения, монеты XI века. И второй клад, найденный мной лично возле Витебска, был бронзовый— VI—VIII век. Вообще же изучил все клады полоцкой земли, все, что были найдены за полтора века...

Настал день отъезда.

Кто-то играл на рояле в недавно отреставрированном зале Софийского собора, на улице по-прежнему шуршал листопад, и где-то наверху, за семью печатями, лежал бесценный клад в ожидании своего места в истории полоцкой земли.

Алена Башкирова

Минск — Полоцк

Полчаса с часами

Нас торопливо пригласили войти. Мы прошли следом за хозяином в небольшую, с окнами на две стороны, светлую комнату. Посередине стоял покрытый скатертью круглый стол, массивный, старинный,— таких уже не увидишь в обычной городской квартире; на цветастых обоях белели фотографии в деревянных рамках. Но чего-то явно недоставало в незатейливом убранстве комнаты.

Ну конечно же, не было часов! И это в квартире «главного часовщика Каширы», как в шутку назвал Юрия Михайловича Лебедева первый же встречный, у которого мы спросили адрес мастера.

Подивившись поспешности, с которой Лебедев, едва отворив дверь незнакомым посетителям, бросился к окну, мы молча остановились у двери.

Он стоял спиной к нам, напряженно вглядываясь в заиндевевшее стекло. И тут в открытую форточку вместе с порывом холодного ветра вторгся мощный гул колокола. Бронза ухнула три раза, и низкие звуки сменились мелодичным перебором малых колоколов.

Собственно, этот колокольный бой и привел нас в дом Юрия Михайловича...

Рано утром, подъезжая к Кашире со стороны Москвы, мы увидели город, раскинувшийся за Окой. Последние километры дороги перед переправой пролегают по открытой всем ветрам речной долине. Отсюда, снизу, город выглядит так, будто сошел со старинного лубка. По крутому склону правого берега ползут вверх деревянные избы, заборы, огороды, выглядывают из-за крыш купола церквей. И буравит густые тучи высокая игла колокольни.

Новая Кашира, город энергетиков, металлистов и машиностроителей, растет вдоль овражистого берега Оки, уходя все дальше и дальше от сохранившего облик прошлого столетия исторического центра.

Есть в Кашире Стрелецкая и Пушкарская улицы и даже Рыбацкая и Ямская слободы. В этих названиях — память о тех, кто первыми обживал этот край. Осматривая старые дворики, мы отыскали следы земляного вала, охватывавшего некогда маленькую каширскую крепость. Здесь-то и настиг нас колокольный перезвон. Заставил остановиться, оглядеться. И конечно, сверить часы.

Позднее мы разузнали, что завершающая часть семидесятиметровой колокольни была увеличена вопреки всем классическим пропорциям в 1867 году специально для часового механизма. Говорили, будто бы привез его из Петербурга какой-то удачливый здешний купец и — знай, мол, наших! — преподнес в дар родному городу.

Всем миром порешили ставить куранты над церковью, посреди базарной площади. «Дабы видны и слышны были отовсюду...» Вот и звучит с той поры традиционный перезвон, знакомый от рождения каждому коренному каширянину.

Городские часы можно без особого труда разглядеть из окон старых каширских домов — так что привычные часы с кукушкой здесь, очевидно, без надобности.

...Перебор малых колоколов постепенно затих. А Лебедев продолжал пристально глядеть в окно. И тут по комнате разнеслись передаваемые по радио сигналы точного времени.

Юрий Михайлович выключил приемник.

— Стрелки убежали на две минуты,— произнес он, ни к кому не обращаясь.— Стало быть, пора идти регулировать маятник.

Он весело сощурился и оценивающе оглядел нас.

— Так и быть, возьму с собой наверх. Хотя, наверное, это не положено...

Промерзший за ночь замок долго не открывался. Наконец заскрипели дверные петли. Мы вошли, и наши шаги гулко отозвались под темными сводами.

Лебедев открыл маленькую боковую дверцу и исчез в проеме. Повозившись с коробком, чиркнул спичкой. Дрожащее пламя выхватило из черноты отсыревшую кирпичную кладку сводчатого хода и несколько ступенек.

Дальше поднимались на ощупь, то и дело хватаясь за обледеневшую стену. Ступени вывели на промежуточную площадку с полуциркульным окном. Через незастекленный проем в пустующую церковь падал снег. Чуть выше, на открытой площадке первого яруса, вовсю гулял ветер. Рвал с головы шапки, громыхал куском проржавевшей жести, цеплявшейся одним краем за журавцы купола, завывал в арочных пролетах верхних ярусов, сбивал снежную пыль с деревянных лестничных переходов, которые вели к часовому механизму.

Лебедев быстро поднялся по лесенке к люку над колоколом, открыл замок и толкнул дверцу. Следуя за ним, мы на миг поравнялись с исполинским грушевидным корпусом и снова оказались в кромешной тьме.

Тихо постукивал невидимый механизм. Вдруг заскрежетал металл, с треском расправилась какая-то пружина, защелкала цепь. Через люк в полу мы увидели, как дернулись тросики и пришли в движение крепившиеся к наружной поверхности колоколов медные молотки. Под деревянным настилом, на котором стоял часовой механизм, коротко зазвонило. Часы отбивали очередные пятнадцать минут.

Часовщик повернул рычаг. Резко распахнулись железные створки, и через окошечко в циферблате в крохотную мастерскую вместе со снежной пылью ворвался дневной свет, мгновенно рассеявший чердачный сумрак.

Перед нами стояла металлическая рама, к которой крепились детали механизма. Равномерно поворачивались шестеренки, постукивая, ходил взад-вперед полутораметровый маятник.

Лебедев потом рассказал, что за свою вековую жизнь каширские куранты «отдыхали» лишь однажды. Было это лет десять назад, когда умер последний сторож Введенской церкви мастер-самоучка Цыганков — имени-отчества старика теперь никто и не упомнит. Некому было привести в движение маятник, смазать медные детали, заменить пружины, отладить крепления молоточков. Принялись искать нового мастера. Лебедев — умелец на все руки — пришел в горкомхоз сам.

— Маятниковый механизм курантов — те же «ходики»,— сказал он.— Но таких больших «ходиков» чинить еще не приходилось. Попробую...

И хотя запасных частей отыскать не удалось — добрых полета лет не выпускаются подобные механизмы,— куранты вернулись к жизни.

...Заскрипела перекинутая через блок цепь, и вверх поехал увесистый груз. Набросив на ось железный рычаг, Юрий Михайлович заводил механизм, всем телом наваливаясь на ручку. Три гири, каждая пудов по десять — не меньше, медленно поднимались от пола к потолку.

Перекурив, часовщик не удержался от соблазна прямо при нас проверить свою работу. Потянул за один из тросиков — под настилом отозвалась певучая бронза.

Сквозь люк мы увидели, что внизу остановились прохожие. Люди смотрели наверх. Наверное, удивились неурочному сигналу. За все годы, что опекает Лебедев часовой механизм, каширские куранты так лихо не ошибались.

А Юрий Михайлович озорно подмигнул нам. И тут же с самым серьезным видом принялся объяснять секреты дедовской техники, не забывая при этом ни об одной шестеренке, оси, пружине.

Потом мы осторожно спускались вниз, а мастер, проводив нас, решил вернуться и еще поколдовать в своей башне.

И я вдруг подумал: замри вдруг аршинные стрелки на циферблате, не ударь в положенный час колокол — ничего, конечно, не случится. Но жители Каширы непременно загрустят...

Михаил Ефимов