Одним из самых страшных видов деятельности колдунов была некромания — общение с мертвыми. Взяв в руку волшебную палочку и защитив себя магическим кругом, колдун вызывал из могилы духов и заставлял их раскрывать свои тайны.
Считалось, что мертвые обладают разумом и чувствами, но не имеют возможности реализовать свои желания, а потому завидуют и нетерпимо относятся к людям. Для умиротворения их мятущихся душ приносились специальные жертвы. Например, когда умирал воин, вместе с ним хоронили его любимого боевого коня. (Пережитком этого варварского ритуала стал обычай, по которому кавалерийская лошадь и по сей день сопровождает похоронный кортеж военного.) На языческих похоронах в жертву приносились рабы — служить мертвым господам в подземном мире. Считалось, что те, кого насильственно лишили жизни, станут преследовать своих друзей. То же касалось и самоубийц, и, чтобы исключить такую возможность, самоубийцу обычно хоронили на перекрестке дорог, пронзив предварительно его сердце колом.
Согласно истории демонологии ближайшим родственником призрака являлся вампир, который, как считали, «поддерживал» свое существование за счет того, что пил кровь живых. Вампиры ничем не отличались от других демонов — они также не брезговали никакими средствами в стремлении к достижению цели, к тому же слыли ненасытными — так, по канонам старой демонологии, вампиры в обличье демонических любовников проникали в спальни юных дев. Есть все основания полагать, что вампир был своего рода протопризраком: с годами он утратил свои мужские достоинства и стал все более напоминать привидение.
Продолжение следует
Эрик Мэпл Перевел с английского С. Кастальский
Рафаэль Сабатини. Колумб
Продолжение. Начало в № 1 , 2 / 91
П окорно она сняла коричневую мантилью с капюшоном, закрывавшую ее с головы до пят, и осталась в светло-коричневом облегающем платье, подчеркивающем достоинства фигуры. Локоны светло-каштановых волос украшала узенькая золотая цепочка. Ясные карие глаза смотрели на него из-под прекрасных черных бровей.
— Я пришла к вам просительницей, — в низком голосе Ла Хитанильи слышалась чарующая хрипловатость. — Дело касается испанца, подданного их величеств. Речь идет о моем брате.
— У вас есть брат? Здесь, в Венеции? Ну-ка, ну-ка,
расскажите поподробнее.
Она начала рассказывать, путаясь и сбиваясь от волнения.
— Неделю назад в таверне Дженнаро в Мерсерии вспыхнула ссора, засверкали кинжалы, и дворянин из рода Морозини получил жестокий удар. В последующей суматохе, когда Морозини выносили, мой брат, находившийся в это время в таверне, поднял с пола кинжал. Рукоятку украшали драгоценные камни, и мой брат... — Ла Хитанилья вспыхнула от стыда, — взял его себе. Два дня назад он продал кинжал еврею — золотых дел мастеру в Сан-Мойзе. Кинжал признали принадлежащим Морозини, и той же ночью брата арестовали.
Дон Рамон насупился.
— Дело столь ясное, что едва ли мы сможем что-либо предпринять. Ваш несчастный брат, обвиненный в краже, не может рассчитывать на защиту посла.
Она побледнела.
— Это... это не кража... Он... поднял кинжал... с пола...
— Но он продал кинжал. Безумие. Разве ваш брат не знает, сколь суровы законы Республики?
— Откуда ему знать их, он же кастилец.
— Но кража есть кража, будь то в Венеции или Кастилии. Что заставило его пойти на такой риск?
— Ума не приложу. Зарабатываю я достаточно, чтобы содержать и его, и себя, — не без горечи ответила певица. — Но, может, я ограничиваю его. Он жаждал большего, чем позволяли мои заработки.
— Ваш рассказ глубоко тронул меня, — посочувствовал дон Рамон. — Но что привело вас в Италию?
Ла Хитанилья покинула Испанию, уступив настойчивым просьбам брата. Он попал в беду, убив человека в Кордове. О, убил честно, в открытом бою. Но его противник принадлежал к влиятельной семье. Разбором дела занялся алькальд и начал розыски ее брата. И ему не оставалось ничего другого, как бежать. Год назад они прибыли в Геную, и с тех пор она пела и танцевала в Милане, Павии, Бергамо, пока не оказалась в Венеции.
— А теперь, — она всхлипнула, — если ваше высочество не поможет нам, Пабло... — и ее плечи задрожали от рыданий.