Саразин вновь сидел в гостиной дожа, когда ввели посла в эту роскошно обставленную комнату. Невзирая на присутствие инквизитора, испанец сразу перешел к делу.
— Я — проситель. И рассчитываю на ваше милосердие.
Дож, в ниспадающей алой тунике, в маленькой, алой же, вышитой золотом шапочке на светлых кудрях, элегантно поклонился.
— Я к вашим услугам, ваше высочество, если это в моих силах.
— В этом я не сомневаюсь. И дело-то пустяковое. Один бедолага, мой соотечественник, нарушил закон. Он нашел кинжал, а потом продал его. Разумеется, это классифицируется как кража, но, принимая во внимание его незнание местных порядков, я надеюсь, что ваша светлость помилует его.
— Мы не жалуем воров, — в голосе дожа слышалось сомнение.
— О, мне это хорошо известно. Но едва ли случившееся можно назвать кражей. Этот человек не крал, во всяком случае сознательно, кинжала. Он его нашел. И если ваша светлость сочтет возможным не заметить маленькое... правонарушение, едва ли кто-то обратит на это внимание. Я же окажусь у вас в долгу.
— Ну, если вы так ставите вопрос... — дож неопределенно взмахнул рукой. — Хотя я не могу не удивляться тому, что граф Арияс проявляет интерес к какому-то бедняку.
Дон Рамон искренне полагал, что с весельчаком Барбариго следует говорить откровенно.
— Меня интересует не столько он, сколько его сестра, очаровательная Хитанилья. Это она умоляла меня вмешаться, а такой заступник превратит дьявола в святого, а святого в дьявола.
— Так в кого же она превратила вас?
Дон Рамон рассмеялся.
— Плоть человеческая слаба, и я не смог устоять перед очаровательной женщиной...
— ...при условии, — пробормотал Саразин, — что потом и она не устоит перед вашим высочеством.
— Если мне представится такая возможность. На моем месте, сеньор, вы поступили бы точно так же.
— Еще бы. Еще бы. — Саразин рассмеялся. — Я видел Ла Хитанилью и на таких условиях освободил бы всех воров Венеции.
Моей сестре, как видите, — вздохнул Барбариго, — не повезло с мужем. Что же касается этого воришки, я, как и обещал, постараюсь помочь вашему высочеству. Раз он иностранец и вина его невелика...
— Вина пустяковая, уверяю вас...
— Если все так, как вы говорите, то я не вижу препятствий для его освобождения. При условии, что он немедленно покинет пределы Республики. Как его зовут?
— Пабло де Арана, — ответил дон Рамон.
После его ухода Саразин тяжело поднялся с кресла.
— Если твоей сестре не повезло с мужем, то в таком же положении оказалась и Венеция. Что можно сказать о доже, который не уважает закон.
— Для меня высший закон — благополучие государства, — улыбнулся дож. — Остальные законы — для моих подданных.
— Да спасет нас Бог! Освобождение вора служит укреплению благополучия государства!
— Если это освобождение приводит к тому, что посол Испании чувствует себя нашим должником, то — да. Разве ты забыл, что я говорил тебе о Кристоферо Коломбо, лигурийском мореплавателе?
Саразин уставился на дожа.
— А чем может помочь тебе Арияс?
— Не знаю. Пока не знаю. Но я не пренебрегаю ни одной ниточкой, которая ведет в Испанию. Пусть он забирает этого вора и его сестру-танцовщицу.
— Вора — пусть его. А вот Хитанилья заслуживает лучшей участи.
— Например, постели государственного инквизитора? Жаль, что это ей неизвестно. Иначе бы она обратилась не к дону Рамону. Не везет тебе, Сильвестро.
— Во всяком случае, везет меньше, чем дону Рамону. Ну да ладно. Что значит один вор в этом мире воров...
Однако днем позже Саразин изменил свое мнение.
Тяжело дыша, весь в поту от быстрой ходьбы, он влетел в кабинет дожа и первым делом потребовал отослать секретаря, с которым работал Барбариго.
— Что случилось? — поинтересовался дож, когда они остались одни. — Султан Баязет объявил войну?
— К дьяволу Баязета. Этот испанский воришка, Арана... Я слышал от мессера Гранде, что ты подписал приказ о его освобождении?
— Но разве я не пообещал освободить его изнывающему от любви послу?
— К счастью, вчера ты пообещал освободить его от наказания за кражу. Но сегодня в Совет трех поступило донесение, из которого следует, что Арана, приехавший к нам из Милана, может быть агентом герцога Лодовико.