Такими суровыми были законы лютых скал. Нынешним поколениям черногорцев они, как и нам, представляются дикими. Но в сознании их дедов и прадедов эти законы и обычаи крепили семью — воинскую, по своему существу, единицу братства, племени, Черной Горы.
Однако при всем своем неравноправном положении женщина в Черногории никогда не низводилась до существа низшего разряда, как это было на Востоке.
Сербский литератор Любомир Ненадович в своих письмах из Черной Горы прошлого века дивился духовной красоте и моральной силе ее женщин. О ней слагали стихи поэты, пели песни гусляры.
Писатель, историк и этнограф Марко Вуячич одну из книг многотомной монографии «Знаменитые черногорские и герцеговинские герои» посвятил женщинам. Он создал целую галерею реалистических портретов черногорок, которые встали вровень со своими отцами, братьями и мужьями по храбрости и рыцарству.
...В новой Югославии патриархальный уклад стал уходить в прошлое, как вода уходит в песок. Но не всюду почвы песчаные. Не сразу исчезают из людских отношений каноны патриархальной семьи... Часто, утратив свой изначальный смысл, они продолжают существовать в каких-то новых формах.
По неизменному обычаю предков в Черногории, в Сербии, в Македонии отец или мать выражают высшую степень любви и ласки к своей дочери, величая ее именем «сын мой», «сыночек».
Комплекс «мужской головы» остался в народном сознании, пусть даже, как в сказке, остался домовой — хранитель очага...
Однажды я с женой и детьми остановился на несколько отпускных дней в кемпинге возле города Петровац на Море. По соседству с нами разместилась черногорская семья: отец — юрист, мать — домохозяйка, два сына — студенты и дочь — ученица последнего класса гимназии. Мы подружились. Вместе ходили купаться. По очереди приглашали друг друга на чашку кофе после сиесты... Наши палатки стояли метрах в десяти, а газовые плитки — и того ближе... Как-то под вечер черногорка стряпала ужин, а дочка помогала ей. Обе вполголоса вывязывали тонкий узор старой-престарой песни, в которой грустных ниточек было больше, чем светлых. Когда песня закончилась, дочка вздохнула и серьезно сказала:
— Мама, и зачем ты меня родила девочкой?!
— Сыночек ты мой, но ведь кому-то нужно рожать, — так же серьезно и, словно бы оправдываясь, ответила ей мать.
Но вернемся на славле к моему черногорскому другу. Оставив на минуту мужское общество, я подошел к колыбельке, над которой склонилась мать. Спросил о ее планах.
— Год покормлю его грудью, чтобы приобрел иммунитет и рос богатырем, а затем в экспедицию, на раскопки: теперь я мать двух черногорцев и обеспечила себе полное право на эмансипацию, — рассмеялась она. — Свекор и муж счастливы и готовы сами нянчить и воспитывать продолжателей своего
рода.
Кивком головы я выразил с ней солидарность.
Через год она действительно была в экспедиции. Дети росли богатырями.
«Кровь не вода»
От города Улциня до села Загоня спидометр не накручивает и пяти километров. Но расстояния измеряются не только мерой длины...
Высокая ограда, массивная стальная дверь...
— Мой дом — моя крепость, — говорит с грустью югославский коллега.
Скрежещут засовы, звякают щеколды, и ворота медленно открываются. В глубине просторного двора большой приземистый дом, словно бы притаился, спрятавшись от прохожих и приезжих. Гостей встречают одиннадцать пар детских глаз. Настороженных, однако с искорками любопытства. Стоят ребятишки как вкопанные. Один, росленький, отделился. Подходит к коллеге, разглядывая фотоаппарат и магнитофон.
— Как зовут тебя?
— Бечо.
— А сколько тебе лет?
— Десять.
— В школу ходишь?
— Нет.
— А читать-писать можешь?
— Могу. И стихи умею декламировать.
— Кто же тебя научил?
— В школу нам, мужским головам, нельзя, — пояснил вместо Бечо его брат постарше, представившийся Сулейманом. — Но мы все грамотные. Учат нас отцы и дядья, а также сестры. Сестрам в школу можно.
— А мне еще вот он помогает, — Бечо указал на мальчика, стоявшего чуть поодаль, у грабарской тачки. — Его зовут Зоран Йоветич. Мы одногодки и друзья. Он в четвертом классе учится, каждый день к нам заходит, рассказывает мне по учебникам уроки, потом мы играем...
— Жаль, что Бечо не может прийти ко мне, — тихо проронил Зоран. — А я очень бы хотел, чтобы он пришел.