Третий момент. Создана фонетическая латинская транскрипция китайского языка. Но она весьма несовершенна, ведь в китайском языке много одинаково произносимых слов, и если иероглиф заменить письмом, как понять смысл? В зависимости от тональности (в путунхуа — четыре тона) один и тот же слог может означать разные вещи (я уже упоминал об этом в «Этюде первом»). Например, «ма» может значить мама, конопля, лошадь и ругань. И даже произнесенный в одной тональности слог может тоже выразить разные понятия. Например «ху» — это и дуга, и лиса, и озеро, и чайник.
Другой аргумент противников реформы — латинизация подорвет традиционную систему письменности, будет забыта древняя культура, которая веками воспроизводилась в иероглифах.
Кстати, в японском языке ситуация несколько иная. Там используется меньше иероглифов и существует хорошо разработанная система слоговой азбуки на основе фрагментов иероглифов. К тому же на пути фонетической системы в Японии не стоял фактор диалектов: здесь нет больших различий между диалектами. Знаменательно, что недавно Комитет по реформе китайской письменности был преобразован в Комитет по работе в области языка и письменности. А председатель его, Лю Даошэн, твердо заявил: иероглифам предстоит долгая жизнь. Многие зарубежные ученые считают даже, что теоретически китайские иероглифы могут быть использованы для любого языка. Высказывалась и такая идея: использовать эту символику в качестве всемирной письменности.
Так или иначе, китайское общество вступает в электронный век со своей древней письменностью. И кто знает, может быть, скоро снова появится где-нибудь на ярмарке человек в черных очках, который будет собирать лоскуты с иероглифами: «Уважайте бумагу, на которой письмена».
Этюд седьмой.
Заблудился я в небе — что делать...
... Гремят барабаны. Звенят литавры. Жалобно стенают флейты. В безбрежном поле гаоляна пропитанные солнцем люди несут на гибких бамбуковых коромыслах паланкин. И чем упоительнее голоса оркестра, тем одержимее раскачивают паланкин носильщики. Еще мгновение — и музыкальный вихрь, кажется, поглотит все шествие. Какое-то буйство языческой природной стихии.
«Неужели вы не чувствуете этого восторга, не хотите разделить его с нами?» — словно обращаются к зрителям люди с экрана.
На такой пронзительной ноте начинается фильм «Красный гаолян». Без пролога и увертюры — сразу внезапное форте.
«Ах, как расточителен режиссер», — скучно перешептывались приверженцы рационального стиля. Фильм только начался, а уже крещендо. Чем же он ответит в финале?
Ответил. Огромное багровое солнце во весь экран; красная свадебная одежда героини; красное вино, которое гонят из гаоляна; кровавое сражение, в котором гибнут герои. И наконец, затмение.
Что происходит? Где? Когда? Почему?
На миг приоткрылся полог паланкина — выглянула красивая девушка.
Невеста. Ее продали в жены немощному старику-виноторговцу, за что была уплачена стоимость осла. Старик так и не появится на экране. По сюжету ему вскоре суждено погибнуть, а молодой вдове стать хозяйкой винодельни...
По китайским канонам, персонаж должен быть выписан тщательно, без всяких недомолвок. Имя, возраст, социальная среда, история жизни... Без этих данных герой не состоится.
А здесь все некстати, не так, как заведено. Среди музыкального наваждения герой возникнет полунамеком. Она ненароком выглянула из паланкина. Он (один из носильщиков) поймал ее взор. Встретились взгляды — скрестились судьбы. Герои так и остались безымянны — Она и Он.
История случилась в гаоляновых пространствах восточного Китая. И этот загадочный волнующийся гаолян, снятый как живое существо, не столько место действия, сколько стихия, вольная сила, дающая жизнь притче «Красный гаолян».
Мы чувствуем некое таинство в гортанном пении людей, славящих доброе вино перед ритуальным изображением покровителя виноделов, и в романтической сцене страсти в гаоляновом поле, и в смене красок дня и ночи, и стрекоте цикад, и даже в безмолвии природы. Древние китайцы называли это «анонимным гласом безмолвной флейты Неба». Режиссер интуитивно почувствовал тишину, когда одни звуки не звучат в ущерб другим, будто кожей уловил мудрость этих слов: «Научись видеть, где все темно, и слышать, где все тихо. Во тьме увидишь свет, в тишине услышишь гармонию».