Дом караванов
Уже который час мы летим над Африкой. ИЛ-76 возвращается на родину: два месяца летчики работали в Анголе, развозя продовольствие в разные уголки этой бездорожной, охваченной гражданской войной страны. И вот теперь — последний перелет...
Я сижу в кабине штурмана и предаюсь наивно-захватывающему занятию — сверяю лежащую у меня на коленях карту с проплывающим, отлично видным через блистер пейзажем внизу. Давно пересекли экватор, а желтые плоскогорья, изредка сменяющиеся зелеными пятнами лесов, не кончаются. Наконец, уже на закате дня (а вылетели из Луанды с рассветом) бесконечно долгая пустыня оборвалась — и ослепительная синева заполнила пространство.
Были ли это воды Аденского залива или Индийского океана — сказать не берусь, потому как синеву эту вскоре словно обрезала желтая линия берега. И снова под крылом — пустыня, но уже серо-пепельная, каменистая, коричневые узлы гор, барханы до горизонта, плоскогорья, плоскогорья...
Мы пересекаем самый большой полуостров Евразии, в восточной части которого, у берегов Персидского и Оманского заливов, лежит государство ОАЭ — Объединенные Арабские Эмираты. В одном из его эмиратов — Шардже, в международном аэропорту города Шарджа, мы должны приземлиться. Самолет дозаправится горючим, а экипаж надеется день-другой отдохнуть в этом современном караван-сарае и оставить — не без пользы для себя — так тяжко заработанные доллары.
Штурман, уже не раз бывавший в Шардже, говорит мечтательно:
— Город из сказок Шехерезады...
Трудно поверить в это, видя проплывающую под нами суровую, скудную землю, хотя знаю, что природа щедро одарила ее нефтью и газом. Нефть обнаружили здесь в 50-х годах, и с тех пор страна стала богатеть, как, впрочем, и другие государства, расположенные в нефтегазоносном бассейне Персидского залива.
К Шардже подходили уже ночью. Незнакомый месяц — как ломоть янтарной дыни — смотрел рожками вверх в черноту неба. Но свет его, казалось, не доходил до земли: она лежала под крылом темная, немая. И вдруг — словно все жемчужины поднялись разом с отмелей Персидского залива, раскрылись и засияли тысячами огней...
Час спустя мы мчались по скоростному шоссе через эту россыпь огней. «Тойота» была взята напрокат прямо в аэропорту. Конечно, наш водитель имел международные водительские права и отлично владел английским, хотя последнее не понадобилось: у стойки, где оформляли прокат, висело написанное от руки по-русски объявление — «Прокат машин», и клерк-пакистанец, обслуживающий клиентов, тоже худо-бедно, но говорил по-русски. Эта деталь поначалу меня приятно удивила — И только, но потом натолкнула на некоторые размышления, о которых расскажу дальше.
По обе стороны магистрали, соединяющей аэропорт с городом, мерцали в ночи светлые стены двух-трехэтажных особняков. В темном небе плыли белые, подсвеченные купола мечетей и стрелы минаретов. Но вот появились многоэтажные здания, очерченные гирляндами лампочек. Их нижние этажи, занятые магазинами, были буквально залиты светом — и казалось, что все товары прямо здесь, на улице. Замысловатые абстрактные скульптуры, фонтаны, подсвеченные розовым и зеленым, разноцветная круговерть рекламы — все это жизнерадостное буйство света и огня тянулось на километры. И даже когда кончился город, оно не угасло, лишь словно немного успокоилось, чтобы вскоре вспыхнуть с новой силой: начинался новый город — Дубай, крупный порт, столица эмирата Дубай.
— Может, сегодня какой-то праздник? И иллюминация по случаю? — спросила я своих спутников, уже знакомых с Шарджой.
— Она всегда такая...
Действительно, прошел этот день, за ним другой, третий, а вечерняя панорама Шарджи и Дубая оставалась той же. И я поняла, что это был обычный вечер и праздничным он показался только мне, после долгого пребывания в Луанде, где частенько отключали электричество и город погружался в полную темноту.
Утром я выглянула из своего гостиничного номера и увидела на кафельном полу лоджии маленький барханчик и верблюжью колючку. Их принесло ветром из аравийской пустыни. Пустыня начиналась сразу за гостиницей, за синей чашей бассейна, выложенного белым мрамором, и тянулась до самого горизонта, желто-каменистая, жаркая, даже в это мартовское утро. (Кстати, за день барханчик заметно вырос, за что и был сметен безжалостной щеткой служителя-индийца, убиравшего номер. Но вскоре маленький холмик песка вновь поселился в углу лоджии.)
Вечерний, залитый светом город и пустыня. Его построили на земле, где нет постоянных рек, а есть только подземные воды, часто солоноватые, где летом температура поднимается до 50 градусов и лишь зимой бывают недолгие ливни. Но люди жили здесь испокон веков, и традиции долгого существования на этой трудной земле волей-неволей должны были сохраниться. Так думала я, направляясь в город, чтобы рассмотреть Шарджу при ярком свете дня.