Сытость и спирт всегда настраивают на беседу. Сначала пошли анекдоты разного возраста, их сменили случаи из жизни, потом, как и следовало ожидать, разговор перешел на женскую тему.
— Все бы хорошо ребята, — сказал второй пилот Ваня Серегин, только одного не хватает...
Все заухмылялись, зная, чего не хватает Серегину — известному сердцееду.
— А ты прояви смекалку и слепи
бабу из снега, — сострил метеоролог.
Резиновые дамы
И тут у меня родилась идея. (Скромно назову ее гениальной.)
— Зачем же снежную, — безразличным тоном сказал я, — когда есть резиновые?
— Резиновые? насмешливо
спросил гидролог Ванин. — А, на, кой они нужны, резиновые?
— Вот для таких, как мы, одиноких мужчин они и нужны. Ученые ведь не зря работают.
— А ты что, их сам видел? — поинтересовался Серегин.
— Почему видел. У меня с собой есть. Их мне конструкторы завода «Красный треугольник» передали перед отлетом на испытания в экспедиции.
— Брось травить, — сказал Серегин, но глазки у него заблестели, и я понял, что рыба готова схватить наживку.
И тут моя фантазия заработала.
— Если не веришь, я и рассказывать не буду.
— Давай, давай рассказывай, — подначил командир, на лету ухвативший идею розыгрыша.
— Ну, ладно, — словно нехотя согласился я. — Сделаны они из специальной резины. Среднего роста. Художники поработали на совесть. Мордашки — прелесть, волосы не какая-нибудь пакля, а натуральные. А ножки, грудь — глаз не оторвешь. Ну прямо как живые, только говорить не могут. Впрочем, конструкторы обещали вмонтировать в них маленький магнитофончик.
— Да ведь они холодные, небось, как ледышки, — заметил Ванин, включившись в игру.
— Это не проблема. Пару литров горячей воды — всего и делов-то.
— Ух ты! — воскликнул Серегин, добитый этой маленькой подробностью. — Послушай, док, может меня в испытатели возьмешь?
— Нет, Серегин, ты человек несерьезный. Тебе бы только побаловаться, а тут дело ответственное. Надо все изучить, отчет научный написать...
— Напишу, честное слово, напишу, ничего не утаю, вот тебе крест!
— Ну ладно, только тут еще одна заковыка. Образцы-то экспериментальные, дорогие. Неровен час, порвешь чего-нибудь, испортишь. Кто отвечать будет?
— Да заплачу я, не бойся. Хочешь — расписку напишу.
— Ну что ж, — нехотя согласился я.
Со всех сторон протянулись услужливые руки с тетрадками.
— Я продиктую, а ты пиши: «Я, штурман самолета Серегин И.П., получил от врача экспедиции резиновую женщину производства завода «Красный треугольник» для проведения полевых испытаний»...
— Половых? — переспросил Серегин.
— Полевых, — подчеркнул я, — сроком на семь дней. «По окончании испытаний обязуюсь представить подробный отчет. В случае повреждения объекта готов нести материальную ответственность». Написал? Теперь распишись и поставь дату.
Я аккуратно сложил расписку и запрятал в карман, стараясь не смотреть на товарищей, давящихся от смеха.
— А где твои дамы? — спросил Серегин.
— Как где? В палатке-складе.
— Тогда пошли, а то еще передумаешь. Чего резину тянуть?
— К чему такая спешка? Подождем до утра, тогда и распакуем ящик.
— Нет, идем сейчас. Будь человеком.
Пришлось доиграть роль до конца. Ползком, преодолевая порывы пурги, мы добрались до палатки-склада.
Часа полтора Серегин, подсвечивая фонарем, переворачивал гору груза. Но, как говорится, нельзя поймать чёрную кошку в черном ящике, особенно когда ее там нет.
— Эх черт, — сказал Серегин, утомившись от бесплодных поисков. — Куда же они запропастились?
— Наверное, ящик в Тикси погрузить забыли, — ответил я, изображая огорчение.
Трое суток подряд Серегин первым встречал экспедиционные самолеты, выспрашивая, не видал ли кто ящика с двумя красными крестами. И лишь на четвертые пришел ко мне на поклон.
— Док, ты, конечно, лихо меня разыграл. Но, будь человеком, верни расписку.
Пришлось отдать: сердце не камень. И хорошо, что не камень: очень скоро жертвой хохмы пал я. И если бы мои розыгрыши носили злобный характер, мне бы пришлось испить горькую чашу до конца.
А чаша-то...
Опасное задание
Вы когда-нибудь строили аэродром на льдине посреди океана с помощью лопаты и лома? Не приходилось? Тогда можете мне поверить — трудяга Сизиф мог бы нас пожалеть.
День и ночь (условную) мы возили нарты, нагруженные снежными глыбами, таскали на горбу куски льда, разбивая торосы, голубевшие под лучами незаходящего солнца, забивали ими трещины и, поливая потом, уминали бензиновой бочкой-катком, набитой снегом. Но стоило природе пошевелить пальчиком, и взлетная полоса мгновенно покрывалась черными полосами трещин, превращаясь в шкуру зебры. И так раз за разом. Наконец Арктика все же смилостивилась над нами, и на Большую Землю полетела радостная радиограмма: аэродром готов к приему самолетов.