Пи-таун встречает небольшим, как и в Уэллфлите, портом с рыболовными причалами и прогулочными катерами и рядами одно-двухэтажных домиков вдоль главной улицы. Малолюдно, многие вывески не горят, а большинство магазинов, баров, гостиниц и кафе закрыто. Пи-таун готовится к очередному мертвому сезону. Этот самый бойкий и веселый из городов Кейп-Кода живет туризмом. Здесь есть свой театр, куда привозят и бродвейские постановки, и даже маленький аэропорт. Когда летние гости разъезжаются, городок затихает, а местные жители вынуждены мириться с тем, что зовется «сезонной безработицей».
Пи-таун историческое место. Именно здесь в ноябре 1620 года впервые высадились на землю Новой Англии пилигримы, чтобы затем двинуться дальше — к будущему Плимуту. В память об этом событии и сооружена в Пи-тауне та самая башня, что я видел из центра полуострова на горизонте, — довольно внушительное сооружение из гранита. Его зовут здесь из-за некоторых архитектурных особенностей «итальянской башней». Темным силуэтом она вырисовывалась за ближайшими домиками и деревьями — на вершине невысокого холма с громким именем Арарат.
Кейп-Код — одно из самых насыщенных историей мест в США. В Барнстейбле сохранилось старейшее библиотечное здание в Америке, построенное в 1644 году; в Сэндвиче — сооруженный в 1675 году старейший из домов Кейп-Кода; в Истэме — ветряная мельница, ведущая свою историю с 1793 года; в Мэшпи — церковь, куда уже с 1684 года приходили на молитву первые обращенные в христианство индейцы. А у Труро — один из мощнейших маяков на атлантическом побережье, возведенный еще в 1795-м... Это не говоря уже о музее Джона Кеннеди в Хайаннисе, музее Исторического общества Труро, где собраны экспонаты, рассказывающие о кораблекрушениях в здешних водах и массе других достопримечательностей. Большинство из музеев тоже впадают в зимнюю спячку с окончанием сезона.
Пройдя по главной улочке Пи-тауна и миновав веселую группку театрально одетых молодых людей, рассовывавших редким прохожим листовки с приглашением на какое-то шоу в чудом еще остававшееся открытым увеселительное заведеньице, мы зашли в рыбный ресторан прямо у причала.
Зал был полупустой, поэтому я хорошо разглядел почти всех посетителей. Среди них было немало не совсем обычных для нас пар — двое мужчин или двое женщин, сидящих друг против друга за столиками и одаривающих друг друга нежными взглядами, а то и держащихся за руки. Подобные парочки нам попадались и на улице.
Здесь на них не обращают внимания: Кейп-Код и особенно Пи-таун стали весьма популярны у представителей сексуальных меньшинств.
— Вначале, когда они здесь только стали появляться, — рассказывал мне Фил, — их гоняли. Полиция даже за ними охотилась. Но среди них есть масса богатых и влиятельных людей, со своим лобби и связями в Вашингтоне. И их оставили в покое. Теперь на них никто не обращает внимания, и они прочно облюбовали Кейп-Код. Иногда даже свадьбы свои играют...
Когда мы возвращались к машине, оставленной в нескольких кварталах от ресторана, уже совсем стемнело. Неуклюжей и деловитой походкой, совершенно безбоязненно дорогу перед нами перешел скунс и скрылся в кустах. Если бы не дурная слава этих пышнохвостых зверьков, можно было бы попытаться рассмотреть его и поближе...
На прощание мы зашли в одно из удивительных мест в Пи-тауне — лавку морских принадлежностей, гордо именующую себя «Самым Необычным Магазином Кейп-Кода». Мне кажется, что вечерний полумрак — лучшее время для того, чтобы рассматривать все, что собрано, выставлено и развешано здесь для продажи. Обычные рыболовные снасти и довольно допотопный водолазный костюм с медным шлемом. Новые, с иголочки, и уже бывшие в употреблении морские военные формы Германии, Швеции и Бог весть еще каких стран. Флаги едва ли не всех морских держав мира, включая и наш «бесик», сшитые в Южной Корее. Рыбацкие резиновые сапоги и армейские бутсы. Дурацкие коробочки «с сюрпризом» — откроешь, а оттуда выскакивает какое-нибудь чудо-юдо. Какие-то разноцветные шарики, штучки, фонарики и старинные, давно вышедшие из употребления фонари. Среди морских и армейских знаков отличия, также в изобилии представленных в магазине, я обнаружил и наши пряжки со звездами и звездочки всех размеров для погон. Я было решил, что кто-то снабдил пи-таунскую лавку, совершив вылазку на Арбат или в Измайлово, но потом обнаружил целый деревянный ящик таких звездочек с настоящей заводской маркировкой.
Ночевал я в доме Джонсонов среди лесистых холмов в окрестностях Уэллфлита. Волею судьбы Фила, бывавшего еще по армейским дедам в Японии, и художественных вкусов Илей, поклонницы эстетики Страны восходящего солнца, интерьер и общий дизайн дома несли на себе следы влияния Востока. Но любоваться, пусть и ценимыми мною изяшествами, порожденными синтоисте ко-буддийской культурой, не было уже времени и сил. Назавтра, чуть свет, я попросил вновь поездить по Кейп-Коду. До назначенной с моими коллегами встречи в Хайаннисе хотелось успеть еще что-то посмотреть.
Солнце висело еще совсем низко над Атлантикой, а воздух был особенно свеж. Я вновь окунулся в пустоту, одиночество и бесконечность кейп-кодских пляжей. А затем, над одним из них, на изъеденном океаном высоком обрыве, мы остановились у бывшей станции Маркони. Отсюда в 1901 году он вел свои первые сеансы трансатлантической радиосвязи.
Металлическая голова изобретателя, установленная среди моря песка и пожухлой травы, смотрела вслед ушедшим отсюда невидимым волнам в сторону далекой Европы. Самой станции и высоких мачт не сохранилось. Только каменные основания и фундаменты. Но за девяносто пять лет со времен Маркони гораздо больше изменилась природа — некогда мощный отвесный обрыв размыли волны, и теперь они плещутся совсем рядом с тем местом, где стояла станция изобретателя.
Изобретение Маркони сослужило и продолжает служить свою службу человечеству. А место, где оно проходило самую ответственную проверку, возможно, когда-то вообще исчезнет. Именно здесь находится наиболее узкое место Кейп-Кода — всего одна миля от берега до берега. И, кто знает, может, через годы, в сильный шторм, океан перельется через полуостров и разобьет его на две части. А через десятки, сотни лет и окончательно возьмет верх над сушей...
Никита Кривцоа /фото автора
Кейп-Код
Русская бедуинка Изабелла Иберхарт
Соль и песок — повсюду. Плотное марево дрожит над раскаленным песком, и солнце превратилось в размытый оранжевый круг на блеклом, линялом небосклоне. Наша экспедиция движется по пескам медленно — как и все, кто пускается в путь по пустыне. Плавно переваливаясь, укачивая ездока, верблюды опускают свои плоские, мягкие ступни на чистые, лишенные острых камней твердые островки грунта в этом зыбком море постоянно движущихся песчинок. Песок и соль. Шотт-эль-Джерид. Бескрайнее бело-желтое море в таком же бесконечном океане Сахары. Меланхолично жуя полупрозрачные финики, борясь с дремотой, я вспоминаю необыкновенную историю, имеющую непосредственное отношение к этим негостеприимным местам...
Трудно, ох, как трудно представить себе в этой сорокаградусной африканской жаре зимний Петербург 70-х годов прошлого века! Именно тогда все и началось. Известный генерал, давно живший в северной столице, Карловиц фон Мердер, пригласил нового воспитателя для своих детей. Звали его Александром Трофимовским. Это был энциклопедически образованный молодой человек, владевший тремя иностранными языками, не чуждый социалистических идей, в прошлом — священник. Дети в нем души не чаяли. Жена генерала Наталья увлеклась «Сашенькой». Увлечение переросло в роман. И молодая генеральша тайком покидает дом стареющего вояки. В Швейцарию! С детьми!